Я совсем не так представляла себе эту процедуру: как минимум белые больничные стены, дорогая клиника, врач в белом халате и запах лекарств и… хлорки? А вместо этого: суперлюкс в дорогущем отеле, горящие свечи вокруг огромной кровати кинг-сайз, усыпанной лепестками роз, и тихая музыка – блюз, доносящийся откуда-то из невидимых колонок под потолком. Хотя, возможно, чего-то я не знаю, в конце концов, в контракте про это ничего не было сказано.
Разглаживаю на себе своё черное шёлковое платье, идеально облегающее все мои формы. Ну что же, эстетика во всём: с этим я совершенно согласна. На маленьком прикроватном столике стоят фрукты и безалкогольное шампанское: отлично, алкоголь мне точно теперь нельзя, как минимум ближайшие несколько недель. А если всё пройдёт удачно — и все девять месяцев. Я беру сочную огромную черешню, для которой сейчас совсем не сезон, и отправляю её в рот, предварительно облизав круглый шарик губами. Как я всегда делала в детстве. Выдергивая упругий черешок. И сладкий ягодный сок наполняет мой рот летними ароматами.
— Ну как, вкусно? — вдруг слышу я за спиной низкий знакомый голос, от которого вздрагиваю. И от которого по телу проносится миллиард электрических разрядов.
Я оборачиваюсь: передо мной стоит он, Егор Шведов собственной персоной. Владелец заводов, газет пароходов. Стройный, высокий и властный. Чёрные густые волосы зачёсаны назад, тёмно-синие глаза глядят прямо мне в душу, а идеальные губы кривятся в порочной усмешке.
— Что вы здесь делаете? — удивленно спрашиваю я. — А где доктор? Миронов? Разве не он должен проводить процедуру?
— Ах ты моя маленькая птичка, — подходит он ко мне, и я чувствую, как его рука скользит у меня по талии, спускаясь ниже и ниже, и от этого прикосновения странное незнакомое тепло разливается у меня по всеми телу. — Ты же уже должна была хотя бы немного узнать меня, правда? — и его тёмно-синие глаза буквально пожирают меня. — И ты должна была уже понять, что Егор Шведов привык все делать сам…
И я чувствую, как его крепкие руки прижимают меня к его груди, животу, всему натянутому, как струна, телу, не давая мне ни малейшего шанса на спасение…
