— Я
видел вашу повесть, — без энтузиазма покачал головой Холмс. — И,
должен признаться, не могу поздравить вас с успехом. Расследование
преступления — точная наука, по крайней мере должно ею быть. И
описывать этот вид деятельности надо в строгой, бесстрастной
манере. А у вас там сантименты. Это всё равно что в рассуждение о
пятом постулате Эвклида включить пикантную любовную
историю.
— Но
там действительно была романтическая история! — запротестовал я. —
Я просто строго придерживался фактов.
Артур
Конан Дойл. «Знак Четырёх»
Экипаж несётся с такой скоростью, что
малейшие неровности дороги отзываются сильными толчками.
Периодически я заглушаю острое желание поднять разделяющую салон и
кабину перегородку, чтобы попросить водителя ехать потише. Хотелось
бы добраться до Э́рска к
ночи.
— Кто только создал эти чёртовы
экипажи! — возмущается Мáрек, когда болтанка усиливается.
Гляжу на напарника с усмешкой.
— Майс Геу́зи, двенадцать лет спустя
после Великой Войны. Пожалел людей, оставшихся без магов. Ты в
Академии четыре года штаны протирал, неуч? Открыл бы портал, мы за
секунду добрались бы. Не пришлось бы терять день.
— Злыдня, — добродушно бросает
Марек.
Экипаж подпрыгивает на ухабе,
напарник чувствительно прикладывается головой о потолок и поминает
создателя самодвижущихся машин неприличным словом.
— Это тебе за то, что не чтишь
великих изобретателей, — усмехаюсь я. — Наклонись, уберу шишку. И в
кого ты такой дылда вымахал?
— В папу и маму, — Марек послушно
пригибается.
Кладу руку на лоб, осторожно
поглаживаю больное место. В кончиках пальцев возникает щекочущее
ощущение, теплом расползается по коже.
— У-у, здорово! — млеет напарник. —
Сэ́и — отличные целители.
— Если речь идёт о синяках и
царапинах. С порезом я уже не справлюсь, прибегу к тебе. Из нас
двоих полноценный маг ты, — ехидная улыбочка. — И как все маги,
обязан обладать прекрасной памятью.
— Ник, я не забиваю голову всякой
ерундой. Помню лишь то, что нужно для дела или важно лично для
меня. Вызубрил же твои рэго́рские титулы!
— Моих титулов больше нет.
Отворачиваюсь и смотрю в окно
экипажа. Смеркается, от солнца осталась лишь узкая алая полоса на
горизонте, постепенно переходящая в густую синеву. Поля с рыхлым
подтаявшим снегом затягивает голубоватая дымка, лёгкая, словно
газовая вуаль. Далёкий лес превратился в вырезанный из чёрного
картона кружевной силуэт.
