Зябко поёжившись, я посильнее укуталась в меховой воротник и
выглянула в окно, покрытое морозным узором. Рассмотреть что-либо
было сложно, потому приложила пальцы к ледяному стеклу кареты,
отогревая себе кружочек. Для верности даже подышала на него и
приникла одним глазом. Только ничего нового не увидела.
Всё белым-бело, земля, деревья, небо – вообще всё казалось
белым. И мороз такой, с каким за всю жизнь ни разу не сталкивалась.
В моих родных краях почти всегда тепло и ласково светит солнышко.
Тут же – вечная мерзлота, как и в сердце моего будущего
супруга…
От этой мысли стало ещё холоднее. Захотелось пройтись немного
пешком, поговорить с кем-то, отвлечься в конце концов. Только это
было невозможно. Как только снаружи за мной заперлась дверца
кареты, пути назад не было. Но и просто сидеть дальше казалось уже
невыносимо.
Следующая остановка не скоро. Вокруг – только лес. Высокие,
толстые стволы уходят куда-то ввысь. А больше никаких растений и
животных не видно. Так что наблюдать не за чем.
Да и почти семь дней в пути давали о себе знать. Постоянная
тряска и короткие остановки не позволяли отдохнуть. Нервозность от
предстоящей встречи с женихом тоже сказывалась.
На самом деле это был не совсем мой жених… Потому и в
карете он ожидает увидеть другую. И как отреагирует на подмену, я
не знала. Но храбрилась изо всех сил, чтобы не сдаваться. И
уговаривала себя, что, несмотря на свою жестокость, король не
причинит мне вреда.
Уговаривала. И сама в это не верила.
Спросить у сопровождающих, сколько ещё осталось ехать, не
показалось мне хорошей идеей. Меня сторонились. Стоило выйти из
кареты, немедленно опускали глаза. На все вопросы отвечали
односложно или чаще делали вид, что я молчала.
Было это пренебрежением или страхом перед моим будущим мужем,
сначала я не знала. И старалась не думать на эту тему. Ни к чему. У
меня и так забот хватало.
В дорогу мне не позволили взять даже одну служанку. Всё
приходилось делать самой, хотя я не привыкла заботиться о себе в
подобных условиях. Так и не переоделась ни разу за время дороги. А
потому обледеневший и оттаявший раз пятьдесят за это время подол
напоминал тряпку. Но как умудриться в этой крошечной карете
расшнуровать, а потом вновь зашнуровать корсет, представить было
сложно.
Оставалось надеяться, что жених не обратит внимание на такую
неряшливость и не рассердится… Я вздрогнула. Этого и боялась больше
всего. Его гнева. А то, что он будет гневаться, сомнений почти не
оставалось. Долго ли я смогу прятать за ажурной накидкой своё лицо?
Вдруг он захочет увидеть невесту сразу же? Или, что ещё хуже,
познакомиться с ней поближе?
