За несколько недель пребывания в темнице я уже привык к темноте.
Но все равно не сразу поверил своим глазам, когда увидел, как в
соседнюю камеру кинули избитого Туссена.
Мы знали друг друга с раннего детства. Лет до четырнадцати мы
очень близко дружили, но затем его отец уехал в Эльдорадо и Туссен
перестал проводить с нами время. Оставшись старшим мужчиной, он
принял на себя роль главы дома, стал помогать матери по хозяйству,
резко повзрослел и отдалился от нас.
Помню, в очередной раз увидев его у реки набирающего воду, мы
позвали его в горы, на что он сказал:
— Вам, бездельникам, только и шляться по джунглям.
— Почему это мы бездельники, Туссен?!
— Пока мой отец помогает пришельцам в Эльдорадо, ваши отцы
ковыряются в зубах, целыми днями просиживая у хижин. Вот и вы такие
же. Ничего у вас, идиотов, в жизни не будет, и не зовите меня
больше с собой.
— Ты кого идиотом назвал? — вспылил я.
— Тебя, Махека, тупой ты пень! Хочешь меня ударить? Ну давай,
сразимся! И покажем всем, какой ты дохля!
Мы подрались, и после этого с Туссеном я больше не разговаривал,
хотя очень скучал по нему. Обзывать меня и моего отца я не позволял
никому, даже когда-то лучшему другу.
Сейчас дерзкий и вспыльчивый Туссен лежал передо мной в темнице,
он выглядел полуживым, все его лицо было залито кровью. Я подошел
ближе к границе двух камер, разделенных проржавевшей от сырости
решеткой, и осмотрел раны. Они оказались не такими страшными, но,
видимо, ему неслабо попало по голове, поэтому он был в отключке.Я
потянулся к решетке и рукой потеребил его по ноге. Он было открыл
глаза, посмотрел на меня отсутствующим взглядом и снова
вырубился.
— Туссен, это я Махека. Очнись!
— Махека? — еле шевелясь, прошептал Туссен. — Махека умер в
горах.
— Да, это я, Туссен. Просто я исхудал. Гуайота заточил меня сюда
несколько недель назад.
— Махека? Что ты здесь делаешь? — он резко вскочил как ни в чем
не бывало.
И теперь я действительно узнал Туссена. Из всех моих
соплеменников только в нем жила эта неутолимая ярость, которая за
секунду вытащила его из обморочного состояния.
— Твоя мать ослепла, так сильно она плакала, когда ты пропал!
Какого кашалота ты здесь делаешь? — он начал кричать на меня, а
меня почему-то это рассмешило. Кажется, за эти недели я порядочно
одичал до того, что в глубине души обрадовался даже тому, кого
давным-давно уже не звал другом.
