Леночка Сова, спасибо
тебе!
За то, что в самые черные
дни
нашла для меня минутку и вдохновила
на эту историю.
Маленькой Анестезии
привет!))
– Да когда же ты разродишься, тварь?!
Меньше всего я ожидала услышать подобные слова, когда разлепила
тяжелые веки. Честное слово, лучше бы их не открывала. И вообще не
приходила в сознание. Спазм и режущая боль скрутили мгновенно, из
глаз брызнули слезы, а я не сдержала крика.
– Тужься, дрянь! – напутствовали меня.
Сквозь мутную пелену в глазах, чувствуя дрожащее, как в
лихорадке, тело, я едва различала очертания людей. Но новая схватка
забрала последние силы.
– Мертвый? – нетерпеливо спросила женщина. – Он мертв?
Хилый писк, переросший в уверенный крик, стал ответом.
– Мальчик, – объявили ей.
И пусть мне было невероятно плохо и больно, я все же нашла в
себе силы, чтобы чуть приподняться и посмотреть вокруг.
– Еще немного, Ваша светлость, – произнес, скорее всего, врач,
сидящий у моих ног. – Последу выйти нужно…
– Кто?! – в комнату влетел мужчина. Он даже не посмотрел в мою
сторону.
Почему-то это отозвалось застарелой обидой.
– Мальчик, Ваше сиятельство! – та, что награждала меня
нелестными эпитетами, вышла вперед, неся на руках младенца, наспех
завернутого в пеленку.
«Сколько ж на ней цацок...» – подумала я.
А потом меня накрыло.
Я буквально в огне плавилась! Так невольно и о геенне огненной
вспомнишь, и все грехи свои тяжкие.
Сложно сказать, сколько это длилось. Я несколько раз приходила в
себя, была напоена чем-то кисловатым на вкус и снова уплывала в
пламенное беспамятство.
В какой момент все изменилось, сложно сказать. Я понимала, что
все еще без сознания, что моему телу больно и плохо, но при этом
видела то, что никак не могла соотнести со своей жизнью – земной
жизнью Настасьи Павловны (для своих родных и близких) и Анестезии
Падловны для всех остальных.
Мельтешение лиц, событий... И апофеозом – просьба молоденькой
девочки, смотрящей, кажется, в самую душу своими синими, словно
безоблачное летнее небо, глазами. И не отказать никак! Чай сердце
не каменное, а горе девчонки неподдельное, глубокое. Такая тоска и
стылая боль, что отвернуться-отмахнуться не выйдет, за свою
принимается.
И клятва, что легко срывается с губ, обещание позаботиться о том
единственном, что осталось от несчастной.
Я проснулась, но какое-то время продолжала лежать, не шевелясь.
Мне нужно было хоть немного привыкнуть к новым ощущениям, к себе
новой! Попытаться хоть как-то структурировать увиденное и
услышанное в беспамятстве. Хотя интуиция подсказывала, что в нужный
момент я смогу воспользоваться любым из знаний той, чье место
теперь заняла.
