Народ на площади бесновался. Одни требовали сжечь меня, вторые –
повесить, третьи – четвертовать. Наверное, особое удовольствие им
доставляло то, что в моей камере мне хорошо слышны были их
требования. Но мне было уже плевать.
Твердая деревянная доска вместо привычной перины и крысы вместо
друзей – вот все, что осталось мне от былого величия. А ведь я был
некогда одним из сильнейших магов от Загоорского моря на востоке до
Падшего леса на западе. И как это произошло, что теперь я заключен
в темнице, из которой не могу выбраться?
- Оплакиваешь свою судьбу? – в темноте раздался знакомый
масленый голос Тоя.
Я вздрогнул от неожиданности. Мне казалось, что никто не обладал
достаточным могуществом, чтобы преодолеть магию этих стен. Но в
глухой темноте моей камеры, там, где была решетка, отчетливо
показались огромные крылья за спиной рогатого демона.
- Пришелся потешиться надо мной? – недоверчиво ответил я. Мне
было слишком паршиво на душе, чтобы поддерживать бессмысленные
разговоры, когда жить осталось всего несколько часов.
- Нет, пришел предложить свою помощь.
- И ты считаешь, что я ее приму?
- Когда Бог протягивает тебе руку, не стоит ее отталкивать.
- Бог? – грустно усмехнулся я. – Давно ты стал себя так
называть?
- Всегда, неужели для тебя это новость? Но я могу и уйти, но
тогда ты останешься один. Тебя, наверное, повесят и твое счастье,
если ты умрешь от того, что шея под весом переломится. Но что, если
ты долго будешь трепыхаться в судорогах, жадно глотая воздух, как
выброшенная на берег рыба? Или тебя решат разорвать на части?
Поверь, это будет не быстро. Ты прочувствуешь, как каждая мышца в
твоем теле будет медленно и болезненно растягиваться, пока не
начнет рваться, как струны на гитаре. Однако, согласись, самое
страшное – это все же быть сожженным на костре. Сначала твоя кожа
раздуется и лопнет, потом мясо начнет обугливаться. Ты, кажется,
любил раньше жаренного цыпленка, а теперь окажешься на его месте, -
мерзко рассмеялся Тоя.
- Тебе бы научиться смеяться, - я резко оборвал демона.
- Тогда я, пожалуй, пойду.
Отчего-то мне стало невыносимо страшно. Может от возможного
одиночества или от сцен смерти, которые он описал, но я остановил
его:
- Постой! Так ты меня сможешь вытащить отсюда?
- Могу, - даже в темноте была заметна его лукавая улыбка.
