Старообрядец старообрядцу рознь. Радикал всегда радикал, и
старообрядец из таёжного скита – тот да, даже царю гостевой
комплект посуды выдаст, а собравшиеся в доме Евстафия – он человек
состоятельный, и кирпичный двухэтажный особняк себе отгрохал
знатный – ничем, кроме количества пальцев в крестном знамении от
прочих православных в целом не отличались. Иначе и нельзя –
общество выдавит, оно презрение к себе чувствует, а иначе как
гордыней и презрением к окружающим любой радикализм объяснить
нельзя. В столовой нас собралось три десятка человек, из
«традиционных» только я и епископ Владимир. В остальном доме – еще
пара сотен, переселенцы-единоверцы. Дом от этого весь день наполнен
звуками молитв, шагов, обрывками разговоров.
Душу греют веселые «детские» звуки – играют маленькие подданные,
в большом особняке, набитом мебелью да картинами, увитом сетью
«тайных», предназначенных для слуг, переходов, детворе всегда есть
чем заняться. Сейчас – вечер, и по темноте всех загнали домой, а
днем им открывается доступ в огромный, засаженный яблоками,
крыжовником, смородиною да пихтами, сад с настоящим прудом –
когда-то в нем, по словам Евстафия, рыбки жили, но «деткам-то
нужнее, эвон жара какая стоит».
До ужина я успел посетить прием в доме градоначальника –
некоторые «опальные» заводчики туда просочились, и я во
всеуслышание подтвердил все сказанное рабочим – раскручивайте
гайки, иначе потянется к вам бесконечная череда ревизоров да прочих
проверяльщиков.
- Хватит людей гноить, - напоследок окинул я их хмурым взглядом.
– Переселенцам помогли – за то вам благодарность и почет. Знаю, что
рабочие с профессией хорошие деньги зарабатывают, но чернорабочий
что, не человек? Мало платите – пёс с ним, тележку катить желающих
хватает. Но платить надо честными деньгами!
Больше ко мне «опальных» не пускали, и общался я с отделавшимися
легким испугом да теми, кто капитализм понимает чуть менее
правильно, а потому до нитки рабочих не выжимает. Прилагающийся к
производству «кластер»: жилье, школа, больница, столовая – на самом
деле не такая уж и редкость. В Сибири, по крайней мере, но там
народу сильно меньше, и оттого отдельный рабочий ценится больше.
Рынок – штука безжалостная, и направить его «невидимую руку» куда
надо может только государство.
