Солнце радостно выглянуло из-за облаков, пригрело пробуждающуюся от долгой зимы землю. Был первый месяц весны. С крыш капала искрящаяся капель, и солнечные зайчики весело прыгали с зеркал проезжающих машин на непромытые после зимы окна, иногда скользили по лицам прохожих. И всё вокруг наполнялось трезвонящим, галдящим шумом.
Иннокентию Петровичу несколько дней назад исполнилось семьдесят шесть. Его никто не поздравил, а он и не ждал, знал, что не поздравят. Шаркая, едва отрывая от асфальта тяжёлые ботинки, из которых выглядывали клочки искусственного меха, сгорбившись, опираясь на самодельную трость, он двигался по тротуару вдоль центральной улицы. Старик подошёл к скамейке, стряхнул с неё подтаявший снег и тяжело опустился на разбухшие от влаги деревянные бруски.
Он всегда выбирал именно эту скамью, потому что в здании напротив, на втором этаже, находилось окно кабинета его родного внука. Внук был большой человек. О нём иногда писали газеты. Иннокентий Петрович бережно вырезал все статьи о внуке и хранил в верхнем ящике старого комода. Старик приходил сюда каждый день и без труда находил это самое окно. Он сидел с надеждой, что однажды внук отвлечётся от своих важных дел и выглянет во двор, заметит его, подойдёт.
Разбрызгивая колёсами грязную талую воду, к зданию подъехала машина. Из неё вышел ухоженный красивый мужчина и, не задерживаясь, проскользнул в услужливо открытую охранником массивную дверь. Глаза деда на минуту засияли. Внук скрылся, а старик остался сидеть на скамье.
К полудню солнце пригрело сильней, растопило рыхлый снег, и подошвы ботинок потонули в воде. Иннокентий Петрович задумчиво постучал по асфальту тростью, сжал губы. А когда-то этот человек выгнал в ночь молодую сноху с маленьким ребёнком на руках. Вспоминать об этом было стыдно, в висках стучало. Внук родился нескладным темноволосым мальчонкой, а сноха казалась неискренней, грубоватой девахой. Она робко двигалась по его квартире, молоко у неё постоянно сбегало, мальчик надрывался. И Иннокентий Петрович злился. Он тогда только похоронил жену, и сноха представлялась насмешкой над памятью усопшей. Иннокентий Петрович не хотел признавать себя стариком, а старость, казалось, подкралась и смотрела на него из тёмного угла. И ему стало чудиться, что молодые претендуют на его трёхкомнатную квартиру, заработанную им многолетним нелёгким трудом. Старик представлял себе, как он дряхлеет, а сын со снохой притесняют его. Подросший внук начнёт водить друзей, включать громкую музыку… И не будет у него, Иннокентия Петровича, спокойной старости. Однажды, поскандалив в очередной раз, он выгнал Лариску с ребёнком на руках из дома. И предлог тогда подходящий нашёлся. Из того вечера Иннокентий Петрович помнил только, как сквозняк громко хлопнул входной дверью, за которой скрылась сноха с внуком, а он, рассерженный, ушёл в свою комнату. Лариску Иннокентий Петрович больше не видел.
