Маленькая девчушка семи лет брела по людным улицам Бронхейма в
ободранных башмачках, стаптывая пятки о деревянную подошву, и в
грязной одежонке, которая когда-то давно пахла свежестью и цветами.
Волосы её были всклокочены в воронье гнездо, глаза припухли от
постоянных рыданий. На щеке красовался синяк от недавней оплеухи
бакалейщика. «Ибо неча околачиваться возле лавки», – разорялся
мужик в кожаном фартуке. За просмотр, по его словам, тоже денег
уплатить надобно.
А ноги девчушки неизменно вели её к лавкам, источающим ароматные
запахи.
«Надо бы накормить братца, иначе он умрет с голоду», – в
очередной раз в уме повторила она, разглядывая толпу, выискивая
сердобольных.
– Люди добрые, – своим тоненьким голоском затянула она просьбу о
милостыне, – нижайше прошу вас, помогите куском хлеба или медяком
каким завалящим. Молю, братец погибнет с голоду. Не проходите мимо
чужой беды, нижайше прошу вас.
Не выдержав скулежа, одна прохожая достала из мешка лепёшку и
всучила её попрошайке со словами:
– Несносная ты девка, держи и проваливай!
– Зачем ты ей дала? – спросила у женщины Трайта, хозяйка лавки
пряностей, крича на всю улицу. Из-за отсутствия клиентуры она
вынесла на улицу табурет, села и принялась драть глотку на потеху
публике.
– А что такого? – удивилась женщина средних лет с узкой верхней
губой. Её близко посаженные карие глаза проследили за девчушкой,
улепетывающей по каменной брусчатке. Скулёжница резво лавировала в
толпе прохожих-покупателей, бредущих от лавки к лавке.
– Да это ж Ханка, местная попрошайка. Она эту лепешку потащит к
своему братцу. Вот только умер он, как и вся её семейка, уже неделю
как.
– А от чего почил-то? – втянулся в разговор соседний лавочник,
выходя наружу и пристраивая свои уши поближе к знаменитой
сплетнице. Толпа, не сильно избалованная представлениями, тотчас
превратилась в один сплошной слух. Барышни, стоявшие у витрины
магазина сладостей, отдавая дань этикету, делали вид, будто не
слушали, остальные прохожие образовали полукруг возле рассказчицы,
ожидая подробностей.
– Поговаривают, что от чумянки, – сказала торговка, зачем-то
обмахиваясь веером, поскольку прохладная погода к жаре не
располагала. Выждав положенное количество охов и вздохов, она
загадочно добавила: – А я вот думаю, что от голода.
