Я ныряю под большой письменный стол и застываю. Глупо, ой как
глупо. Дымок от сожжённого мной документа всё ещё висит в
воздухе.
Я, правда, рассчитываю, что его никто не учует? Вошедший
замирает в дверях. И я зажмуриваюсь.
Может, всё-таки это сон? Пусть это будет сон! Мне иногда снятся
плохие сны, и когда становится совсем страшно, я всегда просыпаюсь.
А сейчас я к тому же понимаю, что всё это только снится, значит,
надо просто проснуться.
Вдох-выдох. Считаю до трёх. Осторожно открываю глаза. Ничего не
изменилось. Сдерживаю разочарованный стон.
Появившийся так не вовремя человек всё ещё стоит в проёме. Вижу
только силуэт его ног на фоне слабо освещённого коридора. И в
тишине гулко стучит моё сердце. Не учует, так услышит.
Сжимаюсь в комок. Я мышка, меня здесь нет.
Незнакомец кашляет, как будто чем-то подавился, и делает шаг в
комнату.
Может, он простыл? Вот была бы удача! Насморк, и уши заложило.
Зайдёт и выйдет.
Но что ему делать здесь? Нового ректора, как сказала Энния, ждут
только к завтрашнему вечеру.
Щелчок замка. Я попалась. В голове роятся мысли о маньяках,
перекрывающих жертве путь к отступлению.
Но в комнате вспыхивает яркий свет, и мысли о кошмарах
окончательно развеиваются. Всё гораздо хуже. Я не сплю.
Мужчина ведёт себя уверенно, по-хозяйски.
Он делает несколько шагов мимо стола, некоторое время стоит у
окна. А затем возвращается и опускается в кресло. Нога в светлом
ботинке едва не касается меня. Я еле успеваю отползти и вжаться в
тумбу стола.
– Ну и что тут мне оставили? – негромко говорит мужчина, шурша
бумагами над моей головой.
И я понимаю, что это всё-таки и есть новый ректор, которого за
каким-то чёртом принесло на сутки раньше. А ещё я чувствую во всём
теле дрожь, вызванную низким вибрирующим голосом. Если он так
бормочет себе под нос, то, что будет, когда он гаркнет? Моя душа
наполняется тихим восторгом. Красивые мужские голоса – моя
слабость.
Ох, спохватываюсь: не в той я ситуации сейчас, чтобы млеть от
бархатных ноток. Мне бы ветошью прикинуться. Или той же мышкой.
Пока что вроде получается. В голове возникает отчётливый образ
мыши, затихшей под веником.
Снова странный кашель, как будто мужчину что-то душит.
Простыл, всё-таки, – полусочувственно-полуобрадованно думаю я, –
поэтому и запаха сожжённой бумаги не учуял.
