Ядвига Васильевна страдала бессонницей. Белые ночи были особенно
мучительным временем: жемчужный свет за окном создавал иллюзию дня
круглосуточно.
В самую короткую ночь лета старушка промучалась битый час в
постели, наконец встала и спустилась во двор, где под одиноким
кленом притулилась скамейка.
Она сидела, поглядывая на темную в предутреннем свете крону. В
окне первого этажа маялся соседский кот.
Тишину разорвал истошный вопль. Что-то мелькнуло сквозь завесу
листьев, и тут же оземь грянулось тело. Ядвига Васильевна
охнула.
Перед ней, шагах в десяти, лицом вниз лежала девочка, подросток.
Белое лёгкое платье разлетелось вокруг неё призрачным полукругом,
светлые волосы разметались вокруг головы, утопая в быстро
растекающейся луже крови.
Старушка глянула вверх, на козырек крыши и замерла. Её губы
беззвучно зашевелились. Взгляд, прикованный к чему-то ранее
невообразимому для Ядвиги Васильевны, остекленел. Она не могла
вдохнуть, и бледное, в сети морщинок, лицо исказилось мукой.
В груди разрастался ледяной шар. Она схватилась за сердце.
Дыши, дыши, не смотри туда, просто дыши. Не вздумай умирать
так! Ядвига Васильевна замерла. Ладошка бессильно опустилась
на облупленную перекладину скамейки. Бледные пальцы легонько
вздрагивали, словно она пыталась ухватиться за что-то, но не
могла.
Старушка открыла глаза. Неясный туман плыл перед взором, муть
покачивалась, убаюкивала. Ядвига Васильевна подалась вперед и,
словно прорвав плёнку, встала. Оглянулась на скамейку, удивилась
собственному замершему лицу. Старушка подняла ладони, глянула
сквозь прозрачные пальцы на неподвижное тело.
А умирать, оказывается, не так страшно.
Она без сожаления отвернулась и посмотрела на девочку.
От тела с раскинутыми руками в небо поднимался столб
серо-желтого света, размывая и преображая мир. Ядвига глянула назад
— дальний угол двора был по-прежнему четким, там виднелась мусорка,
куча битого кирпича, гаражик. Привычные, знакомые предметы. Вокруг
тела всё изменилось. Листья клёна, окна, дверь в подъезд были не в
фокусе, размыты, подёрнуты рябью. Над асфальтом поднимались и
опадали узкие, как лезвия, тени. Они кружили, истончались и снова
уплотнялись, перетекая друг в друга, искажая пространство, словно
ползли, тянулись из-под земли вверх. Дом оброс зелёным коротким
мхом от дрожащего асфальта до окон первого этажа. Шершавые пыльные
стены, двигаясь, уходили вверх и вверх, росли… и над ними не было
видно неба. Ручейки трещин ползли между окон-бойниц, пахло грибами,
нутром стылых подъездов, безнадежностью и ноябрем.
