Читать Серп языческой богини - Екатерина Лесина

Вьюга плясала на крыше. Снегом залепила окна густо, плотно. Шевелились грязные шторы. Вздрагивали листы раскрытой книги, переворачивались, как если бы читал ее призрак. Человек же, свернувшийся на кушетке, спал.

Казалось, что он спит.

И женщина, сидящая в кресле, тоже, казалось, спала. В ее руке – бокал. Но он чересчур тяжел и вот-вот выскользнет.

Илья вынул бокал из мертвых пальцев и поставил на стол. Книгу закрыл.

– Эй, ты…

Дом прокатил эхо голоса по ступеням и перилам, отразил стенами, и буря притихла, прислушиваясь: неужели под черепичной крышей остались живые?

Неправильно.

На дубовых перилах свежая надпись.

Калма.

Она повторяла ту, выведенную углем на стене. Печатные, неровные буквы. Дурная шутка, и шутник скрывается где-то в доме. Живой среди мертвецов.

Илья крался к двери. В руке его был пистолет, дуло которого гуляло, выискивая среди теней ту, что не являлась тенью.

Взвыла вьюга, ударила тараном. И дом затрещал.

Выдержал.

Пока.

До берега – триста метров снежного поля, продуваемого насквозь. На берегу – лодка. И если повезет, в баке остался бензин, а мотор запустится сразу.

Заскрипели половицы. Раз. Два. Поворот. Темнота. Смешок совсем рядом. Нежное теплое прикосновение к щеке. И запределье дышит в затылок.

А дверь совсем рядом… куртку надеть. Секунда, если руки свободны, а с пистолетом – дольше.

На рукаве надпись, сделанная мелом.

Калма.

– Не убегай, – просит запределье чужим голосом. – Мы ведь не доиграли.

Распахивается дверь. И порыв ветра едва не опрокидывает на спину, выворачивает руку, в которой пистолет. Выстрел гремит. Наступает темнота, в которой слышен веселый смех.

– Поиграем?

– К черту иди!

Илья ныряет в бурю, проскальзывая меж шалями вьюги, скрываясь в снежной круговерти. Он бежит, проваливается в сугробы, черпает ботинками снег и почти сразу замерзает. Волосы становятся сухими и ломкими. Кожа – пылает.

Сколько он продержится? Минуту? Десять?

Черное небо катает луну. И она то прячется среди елей, то вдруг выныривает над самой головой, сыплет свет, указывает. Предательница!

Пальцы потеряли чувствительность. И о пистолете в руке приходилось помнить. Он бесполезен, этот пистолет, но Илья не бросал его из упрямства.

И еще потому, что пальцы не разжимались.

Берег близок. Воздух сырой. Ели знакомые. Сгибаются со стоном, с воем, кланяясь против собственной воли.