Удивление – вполне допустимое чувство даже для бывалых сталкеров: удивляйся, если приспичило, но, главное, бдительность при этом не теряй. В том смысле, что рот разевать в Зоне не следует, даже если повод для этого существенный – такой, например, как исчезновение целого поселка. Да не простого, где люди живут, а того, где они пропадают, и который, по сути, является большой аномалией – можно даже сказать, Зоной в Зоне.
Лазаревское испарилось, растаяло вместе с обрамлявшей его узенькой полоской моря, словно поселка никогда тут и не было. И если для Сысоева и Тетерина, лиц сугубо гражданских, разевание от данного факта рта было еще, куда ни шло, простительным проступком, то сталкерам Плюху и Забияке (один – бывший косморазведчик, другая – и вовсе офицер взвода императорской охраны) забываться даже в такой ситуации не пристало. Особенно в такой ситуации! А они, вместо того чтобы первым делом убедиться в отсутствии опасности, затеяли дискуссию: что, да как, да почему. Им и ответили как: «Так-так-так-так-так!!!» Прозвучало, во всяком случае, похоже. Причем очень громко. И весьма убедительно, если к тому же учесть, что мгновением ранее над головами удивляющихся свистнули пули.
– Ложись! – первой опомнилась Забияка.
Выполняя свой же приказ, она толкнула замершего – и впрямь с раскрытым ртом – доцента Тетерина, а тот потянул за собой – схватившись, скорее всего, машинально, – профессора Сысоева. Плюх же метнулся к торчавшему зеленым столбом «богомолу», но совсем чуть-чуть не успел – следующая очередь скосила Блямса, словно огромную травинку.
– Не-еет! – бросился на него, запоздало закрывая телом, косморазведчик, и «богомол», оказавшийся, к счастью, живым, сдавленно заблямкал: пуля прошила его голень, едва успевшую зажить после недавнего пореза.
– Потерпи, – сказал Плюх, вжимаясь в землю рядом с другом. – Главное, лежи и не дергайся.
Он крикнул остальным, что Блямс только ранен, и принялся высматривать сквозь прицел винтовки врага. Однако стрельба прекратилась, и дубовая рощица впереди казалась безлюдной и мирной.
– Прикрой меня! – Девушка черной ящеркой юркнула вперед, сжимая в руке автомат.
– Куда ты?! – Косморазведчик рванул было за ней, но из рощи «зататакало» снова.
– Сказано же: прикрой! – рявкнула Забияка, и Плюх, понимая, что спор не только бесполезен, но и смертельно опасен – в первую очередь для сталкерши, – принялся поливать свинцом из «Печенги» молодые дубки.
