1. Глава 1. Другими глазами
Это Рэйчел. Она не улыбается, скорее, кривит рот в улыбке.
– Чего ты щуришься? – с ходу допрашивает.
– Глаза из-за солнца болят.
– Как ты?
– С божьей помощью.
– И зовут твоего бога Альфой? – ухмыляется.
Я обращаю внимание на её выбор слов. Не далее, как пару недель назад, она назвала бы его «нашим».
– Уверена, у него другое имя.
– У всех нас другие имена. И всё-таки, как ты?
– Уже лучше, спасибо. Аппетита только нет. И сил мало.
– Но они же возвращаются?
Рэйчел усаживается рядом. И опять я кое-что замечаю: она не боится заразиться, чего я ожидала бы от неё в первую очередь. Эта дама – самая осторожная в коллективе.
– Конечно. Правда, слишком медленно, – честно отвечаю ей.
Сегодня четвёртый день с тех пор, как я пришла в себя, и первый, когда мне разрешили самостоятельно выходить из хижины, греться на солнце и смотреть на море. Море – моё лекарство, а в дырчатых стенах хижины мне хорошо только когда он на месте, а когда его нет – душно. И страшно, что не вернётся.
Страх – штука странная. Все месяцы до этого мне не было так тревожно за него, как сейчас – болезненно, панически, но… и хорошо мне не было тоже. Это «хорошо» я называю «счастьем», потому что ничего другого не знаю… или не помню. Эти последние четыре дня – лучшие в моей жизни. В той её части, которая хранится в памяти, разумеется.
Это моё главное и любимое занятие теперь – перебирать в памяти кусочки, где мы вместе, взгляды, слова, прикосновения... Всё это очень странно.
Он называл меня «родной» во время болезни, я помню. Произносил это в те моменты, когда мне было больнее всего, а в его глазах скапливалось слишком много отчаяния. Сейчас, когда моё сознание с каждым днём всё прозрачнее, я часто повторяю это слово про себя.
Родная.
Что оно означает?
Если вернуться на месяцы назад, когда мы впервые очнулись на этом берегу, он был первым, кого я увидела. Так сложились обстоятельства. Но если бы я открыла глаза, и передо мной стояли бы все девятнадцать бедолаг, лишённых памяти во имя эксперимента или телешоу, я бы тоже увидела его первым. И не потому, что он самый высокий и объективно самый красивый человек из всех – есть что-то ещё. Нащупать это «что-то» и сформулировать прежде не виделось возможным, но теперь, после болезни, складывая кусочки воспоминаний, как мозаику, и владея словом «родная», я начинаю осознавать, кто он.
