— Глашка! Глашка, проснись!
Я, застонав, потянула на голову
одеяло. Вот же дал дед имечко! За всю жизнь так толком и не
привыкла.
— Вставай, ленивая корова!
Это кто там такой добрый? У меня,
между прочим, голова раскалывается — неудивительно, чудо, что
вообще жива осталась.
— Да вставай ты, барыня
недоделанная!
Щеку обожгла пощечина. Я подскочила в
кровати, проглатывая ругательство.
— Нашатырку вы сами выпили, что
ли?
Успела заметить движение, на
автопилоте перехватила летящую к моему лицу руку. И замерла,
ошалело хлопая глазами.
На меня, точно так же ошалело,
смотрела никакая не медсестра и не санитарка, а женщина в
застиранном и потерявшем цвет платье, будто добытом из костюмерной
фильма про восемнадцатый век. Сама женщина выглядела чуть моложе
платья — где-то на полтинник, если допустить, что чепец с кружевами
и поджатые гузкой губы накинули ей лет пять.
А рука, которой я остановила еще одну
пощечину, была явно не моей. Ни намека на маникюр, пара заусенцев и
обломанные ногти. Четкая граница между загорелой кистью и белой
кожей за узким, раза в полтора тоньше моего запястьем — похоже, от
длинного рукава. Эти руки занимались грязной работой и не знали,
что такое домашние перчатки.
Я вылетела из кровати, заметалась в
поисках зеркала. Через пару секунд опомнилась: судя по интерьеру
этой каморки, зеркало искать бессмысленно. Во всех отношениях:
во-первых, ему неоткуда взяться в комнате, где половицы скрипят от
каждого шага, по ногам немилосердно дует, а чем обиты или покрыты
стены, и вовсе не различишь в жалком пламени одной свечи.
Во-вторых, я, очевидно, не я.
Кажется, я не просто отключилась,
надышавшись дымом, а отправилась прямиком на тот свет.
Эта мысль оглушила, я застыла,
пытаясь припомнить. Дым, кашель рвет легкие, я на четвереньках
подпихиваю под попу соседскую Василису, та волочит за собой
трехлетнюю сестру — малышка перепугана так, что даже не брыкается.
На полу дыма меньше, но у входной двери все же приходится встать,
чтобы открыть замок — тут меня и накрывает, я вываливаюсь в подъезд
вместе с дверью. «Глафира Ивановна!», а дальше — тишина. Надеюсь,
девчонкам хватило ума не возиться со мной, а выйти в открытую дверь
и сбежать по лестнице, чтобы все было не зря.
— Глафира Андреевна. — Дама с гузкой,
похоже, опомнилась, яда в голосе было столько, что я поежилась. —
Барышня, не соизволите ли вы одеться и спуститься на кухню?
