Август 1612 года. Москва, объятая гарью и смрадом долгой осады,
ждала своей судьбы. В кремлёвских стенах засели польские и
литовские отряды, остатки гарнизона, окружённые и истощённые. На
подступах к столице выстроились войска Второго ополчения,
возглавляемого князем Дмитрием Пожарским. Князь знал: противник
отчаянно надеется на подкрепление, и потому решительный удар должен
быть нанесён до подхода помощи.
21 августа войска Ходкевича двинулись к Москве. Под их знамёнами
шло до 10 тысяч конных и пеших наёмников. Польский гетман
рассчитывал пробиться к Кремлю с запада, прорываясь через
Чертольские ворота. В ответ Пожарский выдвинул лучшие силы на
подступы к Замоскворечью. Русские воины, укрепившись у
Новодевичьего монастыря, заняли оборонительные рубежи. В авангарде
стояли стрельцы и казаки, позади — дворянская конница.
Сражение началось на рассвете 22 августа. Поляки ринулись в
атаку, стремясь смять русские ряды.
— Стрельцы, держи рубеж! — крикнул воевода. — По команде,
залп!
Удар гусарских хоругвей пришёлся на позиции казаков, но те,
искусно лавируя, завлекли врага под ружейный огонь.
— Огонь! — раздался приказ.
Казаки и стрельцы, укрытые за частоколом, дали залп, после чего
вспыхнула ожесточённая рукопашная. Сабли сверкали в утреннем свете,
копья ломались о панцири, земля гудела от топота копыт. Кровь
мешалась с пылью, а боевой клич оглашал поле битвы.
В гуще схватки, в рукопашной, бился и сам Пожарский.
— Дружно, братья! Не дай ляху продохнуть! — крикнул он, отводя
удар сабли и вонзая меч в грудь врага.
Среди защитников был и его старший сын, Пётр, молод, но не
робок, уже не раз державший меч в бою. Он рубился бок о бок с
другими воинами, уклоняясь от ударов и нанося свои.
К полудню атака поляков захлебнулась, но Ходкевич бросил в бой
резервные части.
— Готовьтесь, сейчас пойдут свежие силы! — прокричал сотник.
В этот миг конный отряд ляхов вырвался вперёд, разя саблями, и
устремился туда, где в пыльном мареве сражался князь. Один из
польских панцирников, размахивая тяжёлой боевой булавой, устремился
к Пожарскому.
— Берегись, отец! — Пётр бросился наперерез.
Удар, предназначенный Пожарскому, пришёлся ему по шлему. Он
рухнул на землю, бесчувственный, а князь, стиснув зубы, отбросил
врага и, прекрываясь щитом, велел вынести сына с поля боя.
