Палец замерзал, и я боялась, что не смогу взвести
курок.
Вылезайте!
Глаза слезились, шел пятый час напряженного ожидания в
полном одиночестве, мой напарник погиб в перестрелке.
Вот кто бы меня спросил – что ты выбираешь, милосердие или
справедливость, я бы ни мгновения не сомневалась.
Боже, не забирай к себе до моего выстрела.
Позвоночник пострадал, своих ног уже не
чувствовала.Да и ничего не чувствовала. Не
позволяла.
И божественная сила не подвела!
Неслышно осыпался снег именно там, куда и целилась.
Сначала они помаячили шапкой, наверное, на лыжной палке, идиоты.
Потом выглянул один, осмотрелся, подал руку и вытащил второго.
Мелкий, а такого здорового сумел поднять, и тут же получил от него
кулаком в висок. Здоровяк не спеша осмотрелся, наклонился и стал
коротышку вытряхивать из тюремной телогрейки.
Спасибо тебе, господи!
Две моих пулечки аккуратно вошли в затылок большого, он
упал и открыл подельника, и третья пуля, для себя береженная,
разнесла лоб мелкого.
Есть!
Я отдала все долги в этом мире и совершенно счастлива.
Успела!
Лавина с горы набирала скорость, но и тут успела, неслась
по темному коридору туда, к свету!
– Милосердие или справедливость? – спросило меня
мироздание.
– Справедливость, – нисколько не сомневалась я, – всем
сестрам по серьгам.
Глаза не хотели открываться, но я себе скомандовала:
«айн-цвай-драй, полицай!», и глазки открылись.
Напротив сидели две женщины. Одна положила голову на плечо
соседки и мирно похрапывала, вторая честно таращила свои карие очи
поверх моей головы. Судя по всему, смотрела в окно, горячий луч
пристроился у меня на щеке.
Я непроизвольно пошевелилась. Женщина, не сводя глаз с
одной видимой ей точки, вдруг спросила басом:
– Память сохранить?
– А как же, – согласилась я сразу, – человек и есть его
память.
– И память тела тоже?
Вот тут помедлила. Но подтвердила:
– И тела тоже.
И стала соображать, интересно, а разве можно разделить эти
два вида памяти. Вот есть у меня шрам на бедре, ножевое ранение,
неудачно зашитое. Это что, или шрам выбрать, или память о самом
ранении?
– Дура, – ответили мне басом, и женщина покачала
головой.
– Дура, – согласилась я, отключаясь.
Второй раз сознание изволило меня посетить
ночью.
Картинка рядом та же, только вторая женщина посапывала у
первой на плече, а первая грустила и вздыхала о чем-то своем. Я
скосила глаза: где-то в районе моих ног светился шарик, очерчивая
поверхность тумбочки и спинку кровати.
