– Она уже уснула?
– Почти. Извините, нужно идти, – миловидная девушка в халате старается говорить как можно мягче. – Все будет в порядке.
Фраза дежурная, и вряд ли маме легче от того, что она её услышала сейчас. Вокруг меня, будто солнечные зайчики, прыгают разноцветные пятна, а потом наступает ватная, рыхлая темнота.
– Мам, больно! – пытаюсь убрать прозрачную трубочку катетера я. – Щиплет!
Она улыбается в ответ, на глазах слезы, но старается держаться, я вижу. И помню все в деталях: мне два года, стены больницы, много белых халатов – они, будто шумная птичья стая, летают по длинным коридорам. Серые, будто речные камушки, глаза внимательно осматривают пространство, и мне совсем не страшно: только хочу, чтобы убрали ненавистные трубки, а ещё – поехать домой.
Похоже, это был последний раз в моей жизни, когда я совсем ничего не боялась и смотрела на мир, как на большую коробку с игрушками.
– Маленькая дрянь! Выходи живо, все равно же найду!
Я едва успеваю перевести дыхание от бега, стараюсь не делать резких движений: сарай, в котором прячусь, битком набит садовым инвентарем. Но я не отличаюсь грацией, и тонкая ручка огромных граблей больно бьет по затылку:
– А-а-а! – не могу удержаться я. Падает ещё что-то: кругом стоит звон, будто одновременно разбилась сотня глиняных чашек. Сердце так колотится о грудную клетку, что, кажется, вот-вот переломит самую тонкую кость и вылетит на свободу. Скрипит дверь, и я вижу малиновое от злости лицо сестры, в стёклах очков пляшут злые огоньки:
– Ну, все! – вопит она. – С меня хватит! В садике после обеда спят! – и хлопает меня пониже спины.
– Н-но я-а же не в са-адике! Бабушка разрешала просто лежать и чита-ать! – меня захлестывают вселенская обида, тоска по бабуле и моим любимым книжкам, которые теперь, в тихий час, мне запрещено брать в руки.
– Ты – ужасная сестра! – я ужом вьюсь в её руках, пытаясь освободиться. Безуспешно: они вцепились в подол платья мертвой хваткой.
– Что я тебе обещала, забыла уже? Что делают с теми, кто не слушается? Дрянь такая! – хлесткое слово снова вырывается наружу. – Пошли-ка!
– Правильно говорить – «пойдём!», – дрожаще-хлюпающим голоском вставляю я, поражаясь собственной смелости и дерзости. – А ещё в школе учишься!
