— Куда прёшь, Шумахер недоделанный? — я выскочил из машины.
Добежал до копейки, заглянул в салон. За рулём — дед. Бледный до
синевы, руки трясутся. Ещё бы, такой стресс. Его копейка выскочила
с просёлочной дороги. Старик думал проскочить через трассу, а меня
и не заметил. Заглох и встал поперек дороги. Я чудом успел
затормозить в паре метров от «лихача».
— Сынок… я, это, на кладбище опаздываю…
— Будешь так лихачить, отец, ты туда точно не опоздаешь, —
ответил я, недобро усмехаясь. — Скорее окажешься там досрочно, вне
очереди.
На зеркале копейки болтался амулет — фигурка совы или филина, к
ней приделан пучок перьев.
— Спаси и сохрани, — бормотал дед, — спаси и сохрани…
— Ты бы лучше образок на панель приделал вместо этого. Иконку
какую что ли… Николая Угодника хорошо бы. Он помогает в дороге.
Старик едва не плакал. Даже жалко его. Но не столкнулись — и
ладно.
«Сынок», «отец»… А ведь человеку за рулём едва ли больше
семидесяти пяти. Лет на десять постарше меня — не больше.
Деревенские люди часто выглядят старше своего возраста.
— Да это… машина заглохла, — проблеял старик.
— Давай заводи свой драндулет, не дай Бог еще кто въедет!
Я вернулся к своему джипу. Подождал, пока дед заведет жигуль и
уберется с дороги. Любопытно, на какое кладбище он торопился? Здесь
ведь их несколько.
Настроение испортилось окончательно. И так погано было с самого
утра. Жена весь день мозг по чайной ложке выедала. Методично
выклевывала, пока собирала чемоданы. И потом всю дорогу не
умолкала, пока вёз её в Шереметьево.
Давно бы развелся, но я тогда окажусь на улице. Квартира ведь на
жене — досталась ей в наследство. То, что прожили вместе тридцать
пять лет, она не вспомнит. И что пахал все эти годы, как проклятый,
тоже не вспомнит. А вот что её папа оплатил нашу свадьбу и подарил
мне машину, этого жена не может забыть. Её папаша уже лет десять
как на том свете, но достаёт меня даже оттуда.
Сейчас уже и не вспомню те времена, когда любил жену. Да что
любил, не помню даже, когда у нас с ней был секс. Последние три
года точно нет.
Как дочь укатила в Испанию замуж, то жена тут же перебралась в
её спальню. И всё — любовь прошла, завяли помидоры. Хотя нет,
любовь прошла намного раньше. Наверное, ещё после перестройки.
Когда я вылетел из КГБ, дослужившись всего лишь до капитана. Не
развелись тогда, пожалуй, только из-за дочери. А потом оставались
вместе уже по привычке.