Читать Опер по прозвищу Старик (сборник) - Данил Корецкий

Слухи буквально душили город. Всегда сопутствующие пожарам, авариям, несчастным случаям, оживленные прямо пропорционально необычности события, сейчас они бурлили как никогда – настолько чрезвычайным, из ряда вон выходящим было происшествие.

– У них еще за углом машина стояла, а в ней три здоровенных битюга… – шептались на троллейбусной остановке.

– Двести тысяч, жена в банке работает, в курсе дела… – слышалось в толпе у кинотеатра.

– Так и написали: мол, и судью, и прокурора, и начальника милиции…

Вот уже несколько месяцев изощрялась взбудораженная фантазия обывателя, компенсируя недостаток информации вымыслом или преувеличениями. Кто-то напрягается, измышляя, чтобы продемонстрировать причастность к сведениям, недоступным «простому» человеку, кто-то добросовестно пересказывает услышанное в очереди – приятно хоть на несколько минут оказаться в центре внимания, – кто-то просто болтает от скуки.

– А я слыхала: грозятся сорок детей украсть, – вещает старушка на лавочке у подъезда. – Я своего Игорька ни на шаг не отпускаю…

Молва стоуста и безлика. Но в основе слухов – болтливость и некомпетентность, качества, которые порознь не живут. Игнат Филиппович Сизов, известный множеству хороших и еще большему числу совсем скверных людей под прозвищем Старик, знал это лучше, чем кто бы то ни было. Поэтому, услышав досужие россказни, он брезгливо морщился. В душе. На лице его редко отражались эмоции.

– Она в тот день снимала с книжки деньги и все видела. Так они ее выследили и через окно застрелили. Вчера вечером, истинная правда, я живу напротив…

Протискивающийся в трамвайной толчее к выходу, Сизов раздраженно взглянул на массивную челюсть и толстые накрашенные губы, вплетающие еще одну чушь в букет небылиц о «Призраках».

Спрыгнув на серую булыжную мостовую, он через несколько кварталов отыскал нужный адрес, открыл ветхую калитку и прошел в угол захламленного двора к запущенному, покосившемуся флигелю.

Последний раз он был здесь давно, лет пятнадцать назад, да, точно, декабрьской ночью шестьдесят четвертого. Желторотый Мишуев, подчиняясь короткому жесту, стал под окно, а он взлетел на крыльцо и с маху вышиб дверь. Может быть, именно эту – растрескавшуюся и многократно латанную.

Не стараясь скрыть шаги, он поднялся по скрипучим ступенькам и вежливо постучал.