Почему слово “кароши” придумали япошки, а страдать от него
должен я? Лежать, уткнувшись щекой в колючий ковролин, ловя воздух
ртом и хватаясь рукой за ноющую от боли грудь. Загнуться от
сердечного приступа в пустом офисе из-за того, что два из трёх
менеджера уволились, а годовой отчёт делать кому-то надо — это
определённо заслуживает премии. И не годовой премии, которую мне
обещал генеральный, а премии Дарвина. Я сейчас сдохну, и никакие
деньги мира мне не помогут и не спасут. Зато отчёт сделал, прикрыл
жопу начальству. Может веночек от них на могилу теперь получу.
Да пошло оно, это начальство! Брошу работу к чертям! Лучше буду
побираться по помойкам, чем горбатиться в офисе за корочку хлеба и
похлопывание по плечу от идиотов рангом выше. Если только
выживу…
Мир моргнул.
Боль в груди не утихла, и слёзы по щекам лились ручьём. Но
знакомый до последней потолочный плитки офис превратился в
деревянный сарай, пахнущий жаркой сыростью и ладаном.
Я поднялся с колен и машинально отряхнул халат, в который
оказался одет. Огляделся.
Просторный сарай. Деревянные скамейки рядами. В одном конце
алтарь в цветах и лентах, по центру алтаря портрет женщины. Дед в
белом халате с метёлкой в руках, в дурацкой шапке, идёт в мою
сторону. С другой стороны широкий выход с распахнутыми дверями.
Наверху переплетение балок и темнота.
— Молодой господин Накулдзима…
Я вздрогнул, резко повернулся к деду в халате.
— Церемония прощания закончилась. Нижайше прошу вас покинуть
храм.
Какой я тебе Накулдзима, лопата с глазами? Я…
Я…
Я забыл, как меня зовут.
Потрясённый этим открытием, я даже не сопротивлялся, пока старик
выводил меня из сарая в темноту за воротами. И только когда весьма
свежий ветер забрался под полы моего халата, я будто очнулся от
сна.
Я жив! Не сдох в офисе, как последняя собака! Не отправился в
ничто, не исчез, не растворился в небытие!
Ноги сами пустились в пляс. Я смеялся в ночное небо, в подбрюшье
низко летящих туч, освещённых сиянием городских огней. И скакал как
сумасшедший, повторяя одно и то же:
— Я живой! Я живой!
Однако всё проходит, и моя эйфория закончилась, оставив после
себя усталость и пустоту в том месте, где уже многие годы плела
сеть тревожность. Я чихнул и обхватил себя руками — холодало. Нужно
куда-то спрятаться в тепло. Не хотелось бы сразу после чудесного
спасения умереть от переохлаждения.
