Дым сигарет застывал под потолком тягучим молоком, смешиваясь с
запахом дешёвого виски и человеческого пота. Зелёная лампа над
столом отбрасывала тени на карты — король червей, девятка треф, туз
пик. Я, Денис Аркадьевич, прикусил нижнюю губу, чувствуя, как под
манжетой рубашки выступает холодная испарина. «Математика не врет.
Математика и теория вероятностей не могут врать», — повторял я про
себя, перебирая в уме комбинации. Но колода уже трижды шла против
теории.
— Давай, профессор, твой ход — голос слева
прозвучал с издёвкой, как скрип ржавых ножниц. Мужчина в кожаном
пиджаке с татуировкой «не забуду мать родную» на плече и какими-то
цифрами на костяшках пальцев постучал по столу золотым кольцом с
рубином. Его звали Семёнычем, но только за глаза — здесь никто не
рисковал называть его по имени и все обращались к нему просто
Кабан.
Я потянулся за фишками. Рука дрожала — едва заметно, почти
научно-объяснимая дрожь. Тремор при адреналиновом выбросе,
— автоматически диагностировал я сам себе где-то в мыслях, словно
читал лекцию студентам о физиологии стресса. Но сейчас это были не
студенты. Вонючий подвал на окраине Петербурга, полтора миллиона
долгов и три пары глаз, следящих за каждым движением его
пальцев.
— Вскрываемся, — я выложил два валета.
Кожаный пиджак скрипнул особым мерзким звуком, когда Кабан
дёрнулся и усмехнулся, показывая клык с золотой накладкой. Его
карты легли на стол с театральной медлительностью: пара дам.
— Опять не туда теорию приложил, умник? — кто-то за столом
фыркнул.
- Умник? - ответил тому кто-то. - Да он дебил последний,
ха-ха!
Я вжался в спинку стула. Теперь я должен им ровно два миллиона
триста тысяч. Сто сорок семь зарплат доцента. Три года аренды
той конуры, в которой я жил, у чёрта на рогах. Двадцать тысяч чашек
кофе из автомата. Цифры кружились в голове, складываясь в
абсурдное уравнение без решения.
Я вышел на улицу, когда первые капли апрельского дождя начали
стучать по жестяной вывеске «24/7 ломбард». В кармане звякнул
телефон — СМС от Марины: «Дима заболел. Нужны деньги на
антибиотики». Я зажмурился, прислонившись лбом к мокрому кирпичу.
Два года назад я мог бы продать квартиру. Четыре года назад — взять
кредит. Сейчас даже старые часы отца, те самые с механизмом Павла
Буре, уже лежали под стеклом у ломбардщика.
