Не то Самаре,
не то Человеку.
В целом Человеку и Анекдоту.
Я смотрела на него из окна кафе, что на переулке Толстого и Мухортова. Мне принесли карамельное мороженое и чашку кофе.
Человек играл на гитаре. В его шляпе блестели монеты. Возможно, человек был здесь уже давно, и ему самому хотелось уйти, но он все играл, и играл.
Салфетки в этом кафе были подобраны к стульям, стулья к шторам, шторы к барной стойке. Тихо играла музыка в стиле ретро, было уютно и тепло.
А человек был там, за окном, под дождем, и пел песни охрипшим голосом.
Иногда он заходил в это кафе промокший до нитки и, отсчитав мелочь, заказывал горячий чай с лимоном. Я смотрела на него, он на меня не смотрел. Намокшие волосы прилипли к его лбу, правая кисть сжалась в кулак и лежала на столе.
Он был похож на мокрого упрямого котенка, который положил себе за правило стаскивать колбасу со стола.
Он допивал чай и уходил.
В кафе не было слышно, что именно он поет. И если бы можно было представить, что это не окно, а стенка гигантского аквариума, то казалось, что он, как рыба беззвучно открывал рот.
Он хмурился, хотелось хмуриться тоже, в глазах появлялись веселые искорки – я хохотала, пугая степенных официанток в кафе.
Я заметила, что у него две морщины на лбу, две складки между бровями и когда он улыбается, в уголках губ появляются еще одни.
Мне нравилось представлять, как он встает по утрам, умывается, гладит рубашку, совершенно не думая при этом, что кому-то может быть интересен.
Я сказала ему в один из дней: «Я хочу нарисовать тебя углем», он хмыкнул и продолжил пить чай.
Я приготовила необходимое, и пришла в кафе к десяти. Рисовала его около трех часов с перерывами.
А он все пел за окном своим слегка охрипшим голосом.
Я попросила девушку за барной стойкой передать ему рисунок и зонтик для шутки. На следующий день она отдала мне рисунок обратно – он взял только зонт.
