Тщательно взбив кудряшки и поправив кокетливо перетянувшую их
голубенькую ленточку, завязанную бантиком на лбу, я незаметно
перекрестилась и нажала перламутровую пуговку звонка.
Честно говоря, я ожидала услышать заливистую трель или, в
крайнем случае, электронный вариант Моцарта или Бетховена, но меня
постигло жестокое разочарование. Недра двухэтажного особняка залило
какое-то странное жестяное дребезжание. Такие звонки бывают в
старых чёрно-белых фильмах про советские коммуналки. К дребезжащему
звонку должен прилагаться общий туалет и общая же кухня с двумя или
тремя газовыми плитами, натянутые по диагонали верёвки с мокрым
бельём, велосипеды и тазы в общем длинном и широком коридоре. Но в
этом доме ничего такого быть не может.
Особняк никак не отреагировал на звонок. Хозяин оглох, что ли? А
может, дома просто нет... Вот жалость-то! Выходит, зря
тащилась...
Ни на что особо не надеясь, я снова нажала перламутровую
пуговку. И снова услыхала допотопное дребезжание.
Никаких шагов за дверью я не услышала, но сама дверь
распахнулась, явив миру и мне лохматого человека с сильно помятой
со сна физиономией.
- Чего надо-то? – спросила физиономия, отчаянно зевая.
Сделав «приятное лицо» и нацепив свою лучшую улыбку, я
спросила:
- Вы – Игнатов Игнат Михайлович?
- Ну...
- Да или нет? – уточнила я.
- А ты сама-то кто будешь? – промычал лохматый, изо всех сил
борясь с зевотой.
Я снова лучезарно улыбнулась:
- Вас приветствует фирма «Хозяюшка»! Домработницу
заказывали?
- А-а, понятно, – лениво протянул он, почёсывая живот через
футболку. – Ну, проходи, коли пришла. – И отступил на шаг, чтобы я
могла пройти.
Одет Игнат Михайлович был в красную футболку, шорты цвета хаки
(всё это ужасно мятое и явно несвежее) и пляжные шлёпанцы. Тоже
мне, крутой работодатель...
Я вошла в дом, захлопнула за собой дверь и огляделась.
Холл был светлый, просторный и грустный. Одинокая кожаная куртка
была подвешена за шиворот на крючок, хотя буквально рядом на
кронштейне болталось четыре пустых тремпеля. В противоположном углу
сиротливо приютился потрёпанный футбольный мяч. На белоснежном
пластиковом подоконнике – сероватый налёт невесомой пыли и пустая
бутылка из-под пива, тоже припорошенная пылью.
Мерзость и запустение.
Нарисовав пальцем на пыльном подоконнике затейливый вензель, я
вздохнула:
