Читать КК-5 "Посторонним вход воспрещён" - Борис Батыршин

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Дверь за нарисованным очагом

I

Апрель 1888-го года

Нет ничего лучше возвращения.

Зелёный пароходик с тонкой белой трубой и белыми кожухами колёс неторопливо полз по Морскому каналу. За спиной, в закатном мареве тонули угрюмые махины кронштадтских фортов. Впереди небо было ещё светлым: на фоне восточного горизонта вот-вот должны проклюнулся шпиль Петропавловского собора, Адмиралтейства, угадывался купол Исаакия. Евсеин поёжился, кутаясь в пальто, одолженное у старшего артиллериста - сам доцент не располагал гардеробом, подходящим для петербургской весенней погоды. 

Семёнов оставил консулу в Адене чёткие инструкции. Доцента и его багаж - архив немецкого археолога Бурхардта, упокоившегося под завалами древнего подземного лабиринта в Александрии - следовало посадить на русский военный корабль. Никаких гражданских судов, никаких пароходов Доброфлота, регулярно ходивших из Одессы на Дальний Восток и обратно через Суэцкий канал. Пришлось ждать подходящей оказии – ею оказался клипер «Джигит», возвращавшийся после трёхлетней службы на дальнем Востоке в Кронштадт для докового ремонта.

Всю дорогу Евсеин и приставленный к грузу забайкалец (раненый в перестрелке казак давно поправился и к службе относился чрезвычайно серьезно), ни на шаг не отходили от ящиков, затянутых в просмолённую парусину, первой добычи экспедиции Семёнова. Сам Олег Иванович скитался где-то в дебрях Экваториальной Африки. Связи с ним, разумеется, не было, последняя весточка от экспедиции была отправлена ещё в середине лета, из английской миссии на озере Виктория-Ньяза. 

Плаванье не затянулось. Не прошло и двух недель, как клипер встал у бочки в Военной гавани Кронштадта. На следующий день в гостиницу явился офицер с запиской от Корфа: Евсеину предписывалось немедленно препроводить груз на борт посыльного пароходика «Ижора». Обычно «Ижора» возила между Петербургом и Кронштадтом офицеров, матросов, а так же иных чинов публику, состоящую при громоздком флотском хозяйстве. Но на этот раз на борту не было посторонних - сопровождавший Евсеина офицер корректно, но непреклонно отказал в месте на пароходе нескольким гражданским и морским чинам. Доценту было неуютно - он чувствовал себя не человеком, а казённой бандеролью особой важности.

От расспросов сопровождающий уклонялся. Сказал только, что «его превосходительство начальник Департамента Особых Проектов самолично всё объяснит». Груз (сейчас его охраняли сразу два вооружённых карабинами матроса) пребывал в полнейшем порядке. Как ни чесались у Евсеина руки вскрыть один из ящиков, он сумел удержаться от искушения. Работал только с записями в своих тетрадях и считал часы до сладостного момента, когда можно будет взяться за дело всерьёз. Слишком много начато и не закончено; слишком много тайн и открытий сулят исследователю архивы немецкого археолога. Доцент, подобно скупцу, рыдающему над пропавшим медяком, жалел о каждой потерянной минуте.