Я работаю журналистом. Моё рабочее место – крохотный стол, компьютер и стульчик. Они стоят в огромном зале, в одном из десятков рядов. По десять рабочих мест в каждом. Здесь очень душно и темно, на каждом столе лампа. Всё это называется словом опенспейс. Журналисты любят опенспейс. Добродетель журналистики – у человека не должно быть личного пространства. Я не настоящий журналист.
На моём столе – чашка чая, я пью его маленькими глотками, принимаю таблетку. Мне прописали антидепрессанты, дважды в день.
За спиной – люди, которых я не знаю. Они здороваются друг с другом. Со мной не здоровается никто. Коллеги из моего подразделения приходят позже. Их рабочие места – впереди и рядом со мной. Я прихожу раньше всех, чтобы меньше их видеть и побыстрее уйти домой.
Люди обсуждают, что лучше: брать жильё в ипотеку или снимать?
– Деньги те же самые, – говорит за моей спиной девочка. – Только ты платишь за своё.
– А мне и так нормально, – говорит за моей спиной мальчик.
– Это сейчас. А когда будут дети? – говорит за моей спиной девочка.
– У меня их не будет, – говорит за моей спиной мальчик.
– Почему? – говорит за моей спиной девочка.
– Не хочу, – говорит за моей спиной мальчик.
Я ищу фактаж по рыболовству. Фотограф сделал хорошие снимки, но текста к ним нет. Нахожу интервью с руководителем рыбхоза. Он говорит о состоянии дел в отрасли, в хозяйстве, а затем слово берёт местный житель. Между делом житель говорит, мол, водятся здесь такие птицы, которые выхватывают рыбу из воды. И за их отстрел ввели награду: столько-то рублей за штуку. А в доказательство нужно приносить клювы – сколько принёс, столько получил денег.
«Так местные охотники, – рассказывает он, – не стали убивать птиц, а просто поотшибали им верхние части клювов. Живым. И так оставили. Пожалели, – говорит местный житель. – А птица только с нижней частью клюва, как она сможет схватить рыбёшку? Никак. Но всё равно пожалели. Живой-то лучше, чем мёртвой. Иду как-то мимо воды, – продолжает житель, – и вижу: одна птица, у которой осталась нижняя часть клювика, сидит, а другая туда ей, значит, кладёт рыбку. Ловит, разжёвывает и кладёт. Кормит».
Я закрываю лицо руками и долго так сижу. За моей спиной – хлопки в ладоши и радостные возгласы.
– В начале мая в Нижнем Новгороде состоится необычная брачная церемония, – зачитывает за моей спиной девочка. – В храме Летающего макаронного монстра впервые состоится венчание двух прихожан. Как узнал корреспондент у представителя местной епархии пастафарианства, в брак вступают молодые люди в возрасте 20–25 лет. «Они узнали о пастафарианстве и решили оформить свои отношения в соответствии с этой религией», – пояснил он.
