Читать Новогодние хлопоты - Алексей Бородкин

Последний день года 20ХХ от рождества Христова догорал. И хотя часы показывали ещё немногим более четырёх пополудни, месяц уже показался над трубами Мирьяновских выселок… впрочем, должно полагать, что и над Рудою, и над Мирьяновском, и даже над самим Санкт-Петербургом молодой месяц полоскал свои копытца в небесном корыте.

Шлейф зари – желтый с багровою сединою – обещал ночь ясную и морозную, уже сейчас снег скрипел под ногами так сдобно, так чисто, летел по переулку так далёко, что отразившись от крайней избы, возвращался ходоку нимало не ослабев.

"Добрая будет ночь, – подумал Афанасий Давидович Абашев; потянул ноздрями воздух, напоминая закоренелого кокаиниста, и поморщился, собираясь чихнуть, однако не чихнул, но подумал вдогонку, что следует растопить в гостиной камин, – а коньяк след поставить у каминной решетки, чтобы прогрелся, шельма".

Афанасий Давидович вышел на улицу, намереваясь подчистить снег перед околицей своей усадьбы, однакось Судьбе было угодно иным манером сформировать вечер "отставного полковника от медицины" – так Абашев именовал себя в тайне.

Справа от ворот, на камне величиною с комиссарову бричку (оставленном Природой на память о ледниковом периоде) сидел кот – кот не простой, трёхцветный с зелёными наглыми глазищами и невероятных размеров хвостом.

"Хвост придётся отрезать", – мелькнуло в голове Афанасий Давидыча, и мужчина всплеснул домиком брови, словно бы вопрошая: "Откуда? Какая шельма вложила такую абсурдную гипотезу в мою светлую не по годам голову?"

/прежде чем мы продолжим, отмечу, что слово "шельма" употребляется Абашеевым часто, оно любимо, и заключает в себе всю гамму чувств от яростного обожания до полного неприятия

Во-первых, Абашев страдал ринитной аллергией, и всякого рода хвостатых чурался и обходил стороной. Во-вторых, он не заметил, как над избою (что примыкала торцом к шинку) взвилось облачко чёрного дыма, и ведьма, выпрыгнув на орешниковой метле – самой продуктивной и скоростной из всех доступных мётел – ввинтилась в фиолетовость неба.

– Кто ж тебе бок обварил-то? – доктор Абашев протянул руку и погладил кота. – Подонки!

/прежде чем мы продолжим, доложу, что всякого рода ругательства – конёк и привычка хирурга, выработанная десятилетиями практики и непокойными пациентами

– Ну? Чего вылупился, мерзавец? Намекаешь на миску каши и спасительную операцию? Надеешься разжалобить меня, лишенец?