Читать Безобразная Эйвион, или Сон разума - Робер Дж. Гольярд

Кто выведет тебя из леса, если лес – внутри тебя?

Пальцы едва гнулись от холода, царившего в келье, и тело время от времени сотрясала мелкая дрожь, но послушник, мальчик лет одиннадцати на вид, упрямо продолжал листать страницу за страницей.

Снаружи лил дождь, и вода, лужей собравшаяся перед высоким порогом, уже нашла себе дорожку между камнями. По полу побежал ручеёк, но мальчик, мельком глянув в сторону открытой двери, лишь досадливо повёл плечом. Порыв ветра чуть не затушил фитиль, плававший в плошке с жиром, и он торопливо прикрыл её рукой.

Дверь была распахнута настежь, как все двери и ставни во всём монастыре Суон, ибо на дворе стоял Утиный месяц, иначе называемый месяцем Единения. Это было время ночи, когда врата подземного царства раскрываются и выпускают в мир людей тысячи тысяч душ умерших, давным-давно отправившихся в путешествие на ту сторону Глейра, и нет ничего страшнее для живых, чем оставить страждущих за враждебно закрытой калиткой.

Книга была старая настолько, что от неосторожных прикосновений дрожащих пальцев иссохший пергамент сыпался трухой. Ни единой миниатюры, ни красочных инициалов, лишь странные на вид знаки испещряли жёлто-коричневые с неровными краями листы. Закусив от старания губу, послушник с трудом разбирал выцветшие письмена, проговаривая некоторые слова вслух. «Кажется, так, – бормотал он, и тут же сердито кривился: – Нет, не так».

– Здесь не «э», здесь надо читать «а»! – наконец, с удовлетворением объявил он самому себе. – Не «Эйрон», а «Айрон». Айрон Добрый.

«…связали они доброго короля, и бросили его на колени, и Эдгар-варвар наступил ногой на его спину. Прочие конунги были там: Артайр, Вуффа, Гутрум, Крон, Волтер, а среди них и Рикберт Злой, что лишь недавно пировал за столом Айрона в его светлых чертогах, произнося лживые речи и клянясь в вечной дружбе. И каждый из них проходил мимо Айрона, и плевал ему в лицо.

Слёзы катились по щекам доброго короля, но не от жалости к себе, а от скорби по несравненной синеокой Гвендолин, и не мог он оторвать взора от дикого пламени, пожиравшего его единственную дочь, наследницу славного престола. И, не помня себя от горя, проклял Айрон жестокосердных, и призвал в свидетели обету своему Тёмного бога.

И сказал он: я призываю тебя, о, древний и единственный, Отец всего сущего, повелитель стихий, начала и конца, рождения и смерти, первого и последнего слова, прародитель, присутствующий всегда, распространяющийся беспрерывно и всеобъемлюще всюду, чьё благоволение дарует жизнь вечную, а гнев обращает камень в огонь, и семь морей застывают льдами…»