Ублюдки шли хоронить меня.
Я чувствовал, что мне не хватит сил отступить или развязать драку. Несколько минут назад враг выскочил, как черт из табакерки, и ударил из ПЗРК, когда мы летели на вертушке на низкой высоте. Вертолет пролетел еще с километр и упал. Хорошенько тряхнуло, рвануло, и я подумал, что на этом все…
Теперь же я не чувствовал чудовищной боли, тело восстановилось, собравшись по кускам. Происходящее вокруг виделось отчетливо.
Я не мог понять, откуда на мне взялся шерстяной плащ пурпурного цвета1. Под плащом железный панцирь. На ногах башмаки, заправленные рваными тряпками. Поножи из железа.
Их было пятеро.
Высокие, крепко сложенные, укутанные в лохмотья, вооруженные. Я разглядел главного. Смуглая кожа, длинные волосы, лицо в грубых шрамах, тяжелый взгляд. Большой нож вместо автомата в ножнах на поясе. В левой руке утырка – мешок, пропитанный кровью. Я сглотнул, стиснул зубы: животные…
Остальные тоже без автоматов…
За спинами приближающейся ко мне группы в небо подымались столбы дыма. Похоже, что покрошили еще ребят.
Пятерка подошла ко мне вплотную и остановилась. Главный скрестил руки на груди. Я уже прикидывал, как выдавлю ему глаза, прежде чем остальные прирежут меня на месте, как вдруг главный вскинул свободную руку, испачканную в запекшейся крови.
– Все в порядке, Спартак? – совсем сухо спросил он.
Я искал возможности грохнуть его и вгрызся бы в глотку зубами, но тело откатывалось слушаться. Однако смутило то, что враг говорил не на русском языке, не на пушту и не на дари2 – он говорил на неизвестном мне наречии. При этом я отлично понял каждое сказанное слово. Посмотрел на своего собеседника внимательней, силясь понять, откуда он знает мой позывной – «Спартак». Главарь, укутанный в красный плащ, оскалился и обнажил зубы, сколотые и сгнившие. Четверо остальных, угрюмые и с тяжелым взором, рассматривали меня в упор. Я вдруг понял, что эти люди вовсе не намерены меня убивать. Будь иначе, они бы давно это сделали.
Один из пятерки, с рыжей бородой и ранней пролысиной, снял с пояса тесак, протянул его мне рукоятью вперед. Я смутно припомнил его название – гладиус3.
– Негоже выходить без оружия за пределы лагеря, – сказал он.
Его ладонь с растопыренными пальцами обтекала затертую костяную рукоять. Я взял клинок из его рук. Подержал холодный тесак в руках, привыкая, все так же чувствуя на себе пристальные взгляды. Рукоять лежала в руке как влитая.
