Граф Ростопчин
Беспокойство в Москве усиливалось по мере приближения французских войск. Первоначально все были уверенны в победе русского оружия, и что Наполеон Бонапарт будет повержен. Ходили слухи, будто бы крестьяне, дабы ускорить падения супостата, колдовали, прокалывая иглами фигурку императора французов. Но Наполеон, не взирая ни на что, ни на какие приметы и предзнаменования, упорно двигался вглубь России.
У российского общества вызывало удивление: почему ни первая, ни вторая русская армия никак этому не препятствуют? Наконец, в конце июля, армии соединились, и генерал Барклай-де-Толли стал главнокомандующим над двумя русскими армиями.
Генерал-губернатор Москвы, граф Фёдор Васильевич Ростопчин до августа никакого беспокойства не высказывал, а даже наоборот: грозился за нелепые слухи виновных исполосовать кнутом. Всяческие слухи он опровергал листовками собственного сочинения, которые москвичи прозвали «афишками» за то, что их расклеивали на заборах, деревьях и других подходящих местах. В них простым, почти народным языком граф описывал развитие военных действий. Сын Ростопчина служил адъютантом при генерале Барклай-де-Толли, так что сведения генерал-губернатор получал, что называется, из первых рук.
Сражения за Смоленск, бои под Красным и Валутиной Горой не прошли незамеченными и внушали надежду на успех. Но после оставления войсками Смоленска, и появлению беженцев оттуда, все стали готовиться к худшему. Первыми Москву начали покидать дворяне, богатые купцы и прочие зажиточные люди.
Весть о назначении графа Кутузова сначала верховным главнокомандующим всеми армиями и ополчением, а затем князем Российской империи была принята с воодушевлением, но бегства из Первопрестольной это известие не остановило. За подводу с лошадью в Москве просили пятьдесят рублей.
Ростопчин писал Кутузову, пытаясь выяснить у светлейшего князя дальнейшие намерения русской армии, но в ответ получал витиевато-уклончивые письма, не вносящие какую-либо ясность.
Генерал-губернатор усиливал меры предосторожности и, как это часто бывает, первые подозрения пали на иностранцев, проживающих в Москве, в первую очередь французов и немцев. То, что большинство московских французов сами бежали от ужасов революции и что в бою под Валутиной Горой отличился подполковник Изюмского гусарского полка граф Доло́н, француз, пятнадцать лет верой и правдой служивший России, во внимание не принималось.
