Читать Бог бабочек - Юлия Пушкарева

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована фотография:

© heckmannoleg / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

Все персонажи, события и ситуации, описанные в романе, являются плодом художественного вымысла. Все возможные сходства и совпадения с реальными людьми, событиями и ситуациями – случайны.

«И предал я сердце моё тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это – томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

(Книга Екклесиаста)

«Я хочу, чтобы твоя власть надо мной была освящена законом, чтобы моя жизнь была в твоих руках, чтобы ничто в мире не могло меня защитить, спасти от тебя. О, какое огромное наслаждение было бы чувствовать, что я всецело завишу от твоего произвола, от твоего каприза, от одного мановения твоей руки!»

(Леопольд фон Захер-Мазох. Венера в мехах)

Это исповедь рабыни, записки рабыни, бессвязный рабский шёпот без исходов и без начал. Не больше, не меньше. Рабыня не ответственна за совпадение имён и событий с реальными. Не ответственна ни за что, кроме своих слов.

До Сотворения. Несколько лет назад

Холодно. Ломкий морозный воздух проползает в щели оконной рамы. Я сижу на кровати, стараясь держаться в тени. Кровать – лагерная и, следовательно, продавленная; ржавые пружины скрипят от любого движения на ней, что неимоверно меня смущает. Меня – в тот день семнадцатилетнюю, полноватую девушку в очках и чёрно-сером свитере. Комната слишком тесна даже для трёх-четырёх человек и весьма аскетична – опять же, в лагерном духе; и – в духе лагеря, где проходят региональные олимпиады школьников: помимо четырёх кроватей, шкафа и тумбочек, есть ещё настенные полки для книг. Пустые, почти бесполезные: из-за лекций, бесконечных мероприятий (порой, впрочем, довольно интересных – даже для крайне замкнутых и замученно-заученных девочек вроде меня) и, собственно, самих олимпиад здесь вряд ли хоть у кого-то остаётся время для чтения. У меня остаётся – но только на школьную программу: скоро выпускные экзамены, и, честолюбиво собирая лавры на олимпиадах, я всё же боюсь отстать. Прозвище «Профессор» не случайно прилипло ко мне в том же лагере, годом раньше.

Ныне стратегическая цель – заключительный этап по литературе (в обиходе «всерос») и – вновь – призовое или победное место по русскому языку. Гонка честолюбий. В прошлом году я привезла своей классной руководительнице – саркастичной, уставшей от жизни женщине с чересчур ярким макияжем и грубыми чертами лица – и второе место в регионе по русскому, и пресловутую победу по литературе, но после поздравлений услышала нечто вроде: «Жаль, что всё же не до Москвы. Ты могла бы, Юля». «Ты могла бы, Юля», – повторила я себе – и приступила к подготовке. «Подросток» Достоевского был временно отложен, как и очередная фэнтези-история, неспешно расцветающая в толстой тетради А4. Сами победные места были не так важны мне, как возможность снова оказаться в том лагере, в его душевной интеллектуальности, среди весёлых и юных лиц, среди чужих надежд и влюблённостей.