– Сколько раз я взывал к свету, чтобы мы работали потише!
* Кариеномен.
Когда я узнал. Как меня зовут среди народов мира, я сперва начал матерится тихими словами, потом заныл от тоски, потом решил, что это невиданный зверь, которого и так навалом, потом понял, что мне поклоняются, потом начал бороться с сифилисом, то есть, с моими сестрами. Борьба с Хаосом завершена, метагалактика и удобна, и просторна, и светла, чтобы не говорили злопыхатели, но все же. Я Кариеномен, и я свят в своих глазах, чтобы там не говорили из Общества. О котором вы наслышаны. Они тоже святые, но не надо, все таки…
Что говорили обо мне раньше? Что я свят и без того, чтобы просвящали мое имение, во главе с моим сынком. Ему уже несколько миллиардов лет (всего пятнадцать, не надо), но он веселый молодой шутник, которого и так мало. Он любит звезды, разукрашивает небо, которого ему вечно не хватает, и он хватает кисточку, и рисует Кариеноменом регулярно. Хорошие краски получились, правда руки уже болят, что у него, что у меня. Поэтому мы регулярно отдыхаем на платежи Общества борьбы с Энтропией, о которых они пока не знают.
Наши записки так и не прочли. Мои пророки слепы и глухи и не знают, что пора отдыхать. Они вошли в раж и стали требовать продолжения историй, не понимая, что и так все неплохо, а потому не пугать нельзя, но надо давать им все таки немного больше переполоху в виде летающих самочайников, а не взрывающихся солнц, о чем они забывают писать в своих мемуарах. Как и говорил наш Леннон. Нет никаких Леннонов среди нас, это правильно, но все таки: он добился своей цели и стал классическим чайником, а сестры Маккартни теперь пишут ему записки, которые он не читает, но коллекционирует, считая, что это письма поклонниц.
Летающие коровы были бы утопией, надо будет повторить эксперимент. Самоходные горы уже были, это Фудзияма. Она взрывается раз в три тысячи лет, потому что так уже и пора. Так что, народ утопцы, сматывайте удочки, а то потом будет худо, когда к вас Лес Пол приедет. Провалится ваша страна в урну и все.
