Сейчас меня часто спрашивают, зачем я однажды занялся колдовством. А я и сам не знаю, зачем. Наверное, я видел, что умирал для мира. Но умирал не духовно, а всего лишь физически. Что заставляло меня цепляться за то, за что в принципе нельзя зацепиться вообще?..
И что сейчас, что сегодня? Многие говорят – сделанного уже не исправить, не исправить никогда, и ничем не искупить вины. И добавляют, что отвечу за все сполна, что Бог меня никогда не простит…
Я им не верю. Да и ответил уже сполна…
Не буду говорить, какая у меня была болезнь – вам достаточно знать то, что она у меня была. А может, не покинула меня и сейчас – право, к чему лишнее?
Так вот, болезнь вела к моему полному уничтожению. С Богом я не примирился, потому что дух мой спал от слепоты. В то время я не видел своих грехов… И вот однажды мне попал в руки журнал. Не помню, от кого и как именно он ко мне попал, даже название забыл. На одной из его скучных страниц был описан способ исцеления от мучившей меня долгие годы болезни. Причем, там говорилось, что этот способ особенно полезен тогда, когда все другие средства уже испробованы и не дали нужного результата. Это было нечто похожее на молитву, но призыв был явно не к Богу. Да и слова… Такое ощущение, что они были перепутаны составителем нарочно. И, конечно, за словами подкрепляющее действие – листок лавра с надписью на латыни (смысл этого слова не до сих пор неизвестен) и кресты. Кресты я рисовал от руки.
Все я выполнил скрупулезно и положил лавр себе под подушку.
Утром я не заметил явного улучшения. Возможно, и не было никакого улучшения, но я почему-то упрямо продолжал верить.
На второй день улучшения тоже не наступило.
Лавр полагалось класть под подушку три ночи. Перед сном в третий раз я выполнил то же, что и в два предыдущие дня. Лег, посмотрел в потолок и уснул в надежде, что завтра встану с кровати совершенно здоровым человеком.
Утром около пяти часов меня разбудил странный мужской голос:
– Анатолий, вставай!
Голос прозвучал настойчиво, как будто кто-то приказывал мне. Я проснулся и сел на кровати. Дремота и дурнота немного прошли, и я провел глазами по комнате. Никого.
