– Смотрите, как она жует!
Шура замирает, перестает двигать челюстями. Во рту у Шуры теплая недожеванная тушеная капуста. Вкусная. То есть уже не очень.
– Стесняется, ути-пути! Ну пожуй, пожуй еще. Девки, ловите момент, такой прикол.
– Хватит, Мормыш, задолбала, – лениво говорит Лысиха, накалывая на вилку серую сосиску. – Дай девочке покушинькать.
– Кюшай, девотька, сюси-пуси! – пищит Мормыш.
Шура сглатывает. Теплый капустный комок ощущается в пищеводе, отказывается опускаться вниз.
– Сейчас подавится из-за вас, – Бабий встряхивает своими солнечными волосами, лениво улыбается.
Шура отпивает из стакана теплого безвкусного чаю. Комок внутри нее растворяется.
Мормыш роется в сумке. Лысиха шепчется с Исхаковой.
Что же мне, не есть совсем из-за вас, что ли?
Шура отправляет в рот очередную порцию капусты. Побольше, чтобы тарелка быстрее осталась пустой.
– Ха! – выстреливает Мормыш. – Ха! Ха! Вот оно!
В руках у нее мобильник, а в мобильнике злобный запоминающий глаз камеры, и смотрит этот глаз на жующую Шуру.
– И правда уродски жует, – удивляется Лысиха. – Может, у нее челюсть сгнила?
– Да все у нее сгнило! – ржет Бабуся.
– Очень смешно, – дергает полным плечом Иванова. Смотрит на Шуру, смотрит – и вдруг начинает хихикать.
– Оборжаться! – захлебывается своим писком Мормыш. – Выложу… все оборжутся!
– Выржутся и уржутся, – кивает Лысиха.
– Перержутся и недоржутся, – резюмирует Иванова.
Мормыш, Оля Мышкина. Очень маленькая и очень миленькая девочка. В начале сентября Шура была у нее в гостях. Уроки закончились, и Шуре в тот день не надо было в эстрадную студию, и она, пиная оранжево-розовые кленовые листья, медленно шла по школьному двору, и ее нагнала запыхавшаяся Мормыш и спросила: «А ты куда, Шур? Ты петь, да? А можно я с тобой?» И, выяснив, что Шура идет не петь, а домой, пригласила ее к себе – вот так вдруг. И они пошли вместе, а потом побежали, и бежать с Олей было ужасно весело, хотя Шуре скоро стало тяжело дышать, и она с трудом успевала за Олей, которая на бегу ухитрялась еще и разговаривать. «А вот в этом подъезде живет Курушина! – звенела она. – А вот там новый дом – там Семин и Костичкин! А Лысихе хорошо, она вообще рядом со школой!».
