Мартин упорно, самозабвенно и праведно работал кочегаром. Бросал черный, блестящий уголь в огненную топку и вел образ жизни тот, который ему нравился – никому не завидовал, ни с кем не общался – неинтересен ему был людской мир. Дома в обычном понимании у Мартина не было. Кочегарка стала для него лучшим местом в его скромной, незатейливой жизни.
Глядя в огонь, спокойный и угрюмый Мартин внутренне преображался. Пламя завораживало его. Мыслями он переносился в те места и окружения, где ему было комфортно, уютно и благостно. Располагаясь на деревянном обшарпанном диване перед топкой, думал, мечтал. Нигде ему не удавалось улететь в другие пространства, как только, сидя на драном и вонючем диване. В эти моменты его лицо каменело – ни один мускул не двигался на нем. Со стороны Мартин казался напряженным, мрачным, но внутри ему было безмятежно и легко.
Тело Мартина присутствовало в кочегарке.
Оно располагалось на диване. Это ложе являлось постаментом вечности. Той, которая была повсюду – в кочегарке, вне её и даже там, где никто не мыслил о ней – в бесперспективной перспективе. Ножки дивана вросли в угольную пыль пола. Они соединились вместе с ней и составляли единое целое. Их альянс как будто был всегда. Лоснящаяся от немытости и жира обивка разорвалась и клочьями висела. Мартин её иногда трогал, рассматривал, ощупывал – пытался выяснить смысл её бытия, но затем равнодушно, а иногда с непонятно откуда нахлынувшей ненавистью завершал бесперспективное занятие. Бурые подлокотники износились, расшатались и стремились к тому, чтобы просто развалиться, но назначение дивана не позволяло им это сделать. То, благодаря чему диван здесь существовал, запрещало ему разрушиться окончательно.
Мартин подолгу сидел на этом деревянном объекте мира. Диван стал родным. Казалось, причина появления их была одна. Возможно, они одновременно появились и затем слились воедино. Никто не знает, есть ли в диване часть Мартина. Никто не ведает, есть ли в Мартине часть дивана. Может кочегар что-то скрывает? Может это одна сущность? Там, где все понятно и искренне, это скорее целое, чем дробное.
На Мартине был засаленный коричнево-зеленый свитер с руническим орнаментом, очертания которого обозначали что-то скрытое и зашифрованное, имели смысл для пришельцев. Кочегар свитер снимал редко и только для того, чтобы полностью полюбоваться магическим рисунком. Ему нравилось трогать, ласкать изделие из шерсти дикого животного и чьих-то немытых колючих волос. Разглядывая каждую составную часть, верил, что свитер – это его кожа. Мартин периодически чистил грязной щеткой свитер – мыслил его, как свое тело и посему, таким образом, ухаживал, гигиенизировал.
