Читать Послеполуденная Изабель - Дуглас Кеннеди

Постель одна, сны разные.

Китайская поговорка

До Изабель я ничего не знал о сексе.

До Изабель я ничего не знал о свободе.

До Изабель я ничего не знал о Париже, где секс и свобода – две из его бесконечных реальностей.

До Изабель я ничего не знал о жизни.

До Изабель…

Если смотреть в то зеркало заднего вида, что зовется памятью…

До Изабель я был всего лишь мальчишкой.

А после Изабель?

После «до» и до «после»… вот из чего сотканы все истории. Особенно те, что окрашены интимным флером.

А с Изабель все было интимным.

Даже если наши тела не сплетались в объятиях предвечерними часами.

Предвечерние часы с Изабель.

Великая константа той маленькой истории, которая для меня стала большой историей. Потому что это история моей жизни.

Всякая жизнь – быстротечная сказка. Вот почему мое повествование, ваше повествование, наше повествование так важно. Каждая жизнь имеет собственный смысл, каким бы мимолетным или второстепенным он ни казался. Каждая жизнь – это роман. И в каждой жизни, если позволено, бывают свои вечера с Изабель. Когда все возможно и бесконечно, и так же преходяще, как песчаная буря в Сахаре.

Предвечерние часы с Изабель.

Та точка на карте моей жизни, где в какой-то момент я пересекся с самой неуловимой из всех субстанций:

Счастьем.

Париж.

Впервые я увидел его на двадцать первом году своей жизни. В далеком тысяча девятьсот семьдесят седьмом, в 8:18 утра, как подсказывали часы на моем запястье. Тремя минутами позже я прошел под вокзальными курантами в стиле ар-деко, царившими над холодными просторами La Gare du Nord1.

Январь в Париже. Все вокруг, noir et blanc2, утопает в бесконечной темноте. Я прибыл ночным поездом из Амстердама. Позади восьмичасовое путешествие, прерываемое мгновениями мимолетного сна, на жестком сиденье в тесном вагоне. На всем пути к югу пространство между моими ушами все еще было затуманено, после того как я легально накурился на дорожку травкой в кофешопе на Принсенграхт. У входа в métro3 я приметил небольшую булочную, где утолил ночной голод круассаном и крепким черным кофе. Рядом находилась табачная лавка. За три франка я приобрел пачку «Кэмел», обеспечив себя куревом на целый день. В считанные мгновения я, как и все остальные ожидающие поезда Ligne 54, следующего на юг, погрузился в глубокий плен утренней сигареты.