Читать À la vie, à la mort, или Убийство дикой розы - Марк Крам

Почему нам так интересно слушать и читать чужие жизни? Переживать те же чувства, какие испытывают герои тех романов. Они чему-то учат нас, но мы не учимся на них. И как нерадивые студенты просыпаем те моменты, где следовало бы более всего обратить внимание и заострить свой слух.

История эта не будет одной из таких. В ней научиться нечему. Не прислушивайся и не вчитывайся. В моей истории нет правды или лжи. Это лишь чувства. Не принимай всерьез, иначе ты рискуешь обнаружить смысл… Итак, вступление слишком затянулось. Но я должен был с чего-то начать. Пусть и начало будет бессмысленным, как и вся эта безумная история…

Куда бы ни ступил мой взор, куда бы ни повернул – в каждом шорохе, в каждом шелесте ее крик доносится до меня, словно вопль сирены.

Влажными гуашевыми красками художник детально воссоздал тот самый живописный парк, в котором мы бродили когда-то, помнишь? Те же деревья с выразительными стволами, словно наряженные в черные атласные платья девицы, пришедшие на бал. Осенние крокусы и одинокие деревянные скамейки, извилистые дорожки из камня и увядшая сирень, втоптанная в грязь… роскошный бал, во главе которого правило относительно роскошное отчаяние.

Солнце отсутствовало на небосводе, словно его забыли нарисовать. На него была наброшена тяжелая серая парча, сотканная искусным умельцем, беспрестанно проливающим слезы за грехи, которые вечно служили ему натурой для сочинительства сюжетов, бросающих в дрожь.

Кругом стояла торжественная слякоть. И холод по каплям просачивался в душу, точил ее как камень, в углах затаенных прял паутину как паук. Липкими губами шептал слова признания, дыханием раскрепощая сердце. Умиротворяющая погода, хмельной воздух. Кажется, я опьянел…

Воскресным утром в центральном парке я отправился на свидание с прошлым. Оно выглядело так, как подобает тому, что уже безвозвратно утеряно годами: безмятежным, серым и неживым. Великим существом, пребывающим в глубоком анабиозе. Оно было в оставленных возле низких скамеек окурках. В пустых и одиноких фонтанах, дождливых облаках и застывших в хмурых масках лицах, как будто нарисованных акварелью одной нервной затворной личностью. Они бесшумно пролетали, словно во сне.