Я бегу, глотая слезы по еле заметной тропке в сосновом бору. Спотыкаюсь о корни, падаю и не замечаю боли. У меня такая боль внутри… . Бегу я за помощью к Старой Кикимаре, так у нас ее, любя, зовут. Знаю, она мне обязательно поможет.
И вот мы стоим с ней возле лесных Родников и я захлебываясь слезами спрашиваю:
– Зачем, зачем мне этот опыт? И как его прожить?
Я зная, что в моем Роду по крайней мере, три поколения не любят своих дочерей, сказала:
– Стоп! С моими дочерьми так не будет!
Я их так люблю! А оказывается они выросли и не чувствовали моей любви к ним, совсем не чувствовали. И что еще ужаснее: им тоже трудно дается любовь уже к своим дочерям. И рыдания останавливают мои слова.
– Смотри в воду, доченька, – ласково говорит старая Кикимара. Только ли дочерей у вас в роду матери не любят?
Я всматриваюсь в прозрачную глубину. Там вижу мою маму, оставившую меня, а потом и брата своей матери и отчиму. Ее душит страх своей неустроенности, нехватки денег и отсутствия постоянного жилья. Она соглашается с аргументами, что детям нужно выжить, а с ней они могут умереть – и так будет лучше и ей и детям. Она молодая свою жизнь нужно устраивать, а дети это обуза. В семье принято слушать старших, и она соглашается. В эту игру: устраивать свою жизнь, она играет все отпущенное ей вселенной время. Но это жестокая игра и она, со временем сгорбится под тяжестью осуждения окружающих и обид своих детей: она Кукушка – это слово, как клеймо на всей ее жизни.
– Я знаю это, бабушка, понимаю и очень-очень люблю ее. Она иначе не могла – это был ее выбор.
– Смотри дальше дорогая.
– Про мамину маму я знаю, она считала, что дети обуза и мама испортила ей всю жизнь. И всем говорила об этом. Но я и ее понимаю. Люблю и не осуждаю. Она осталась девятнадцатилетняя девчонка с десятимесячной дочуркой на руках в чем была, без денег, без дома. Ее мужа забрали в
зимой 37 года. И конечно ее тоже душил страх, ч то и ее тоже заберут, как жену врага народа. Она никогда не рассказывала, чего ей стоило выжить, но новый муж долго шантажировал ее «позорным» прошлым.
– А. вот вижу ее маленькую, лет 5-ти, вожжами избивает ее мама, ребенок теряет сознание, женщина довольно потирает руки и уходит.
– Вернись! – кричу ей в след, – она же твоя дочь! Вдруг ты ее убила!
– И что? – оборачивается ко мне моя прабабушка, а мне так нравится. Если умерла не будет мучиться, как мы. Выживут только сильные, а слабых убьют.
