Безумно хотелось пить.
Но доступ к воде был особой привилегией, как, впрочем, и еда. Есть уже не хотелось, пустота в желудке стала привычной и легкой, даже урчание прекратилось. Вся утроба, казалось уснула, обиженная таким небрежным обхождением с собой. Но вот к чему не мог привыкнуть измученный организм, так это к жажде.
Жажда была невыносима.
Во рту сухо, першит в горле, язык распух и зудел. Говорить не хотелось. Плакать тоже. Даже смешно стало – раньше я чуть что, сразу заливалась слезами, а тут не смогла проронить ни слезинки, а это не помешало бы. Хоть какая-то влага попала бы на растрескавшиеся, будто солончак, губы.
– Мы все умрем, – простонала Силен – моя двоюродная сестра, по воле обстоятельств, разделившая со мной участь пленницы самого жестокого народа в мире.
– Конечно умрем, – вторила ей Нея – наша старая няня и наставница, превратившаяся за последние недели в тростинку, – когда-нибудь мы все умрем.
Силен всхлипнула, а Нея улыбнулась, правда, одними глазами – губы были слишком сухими и потрескавшимися, ими улыбаться было невозможно. Говорить тоже было невозможно, но почему-то у них получалось.
Горы неумолимо приближались. Значит гонят на юг, на невольничий рынок в Кардассе. Если повезет пережить переход через перевал и через пустыню Ашал, что лежит за Великой степью, то невольничий рынок не самое лучшее вознаграждение за тяготы пути.
Жизнь в рабстве – не просто смерть или забвение. Для дочери правителя Смежных земель – это позор, который ложится на всю семью. Надо умереть еще до невольничьего рынка. Проще это будет сделать в горах, где стремнины сменяются пропастями, а ретивый ветер сталкивает незадачливых путников на острые камни. По собственной воле делать это было страшно, одно утешало, что переход я не переживу, а если не повезет – пустыня доделает свое дело.
– Не спеши, девонька, – просипела Нея, ей было, наверное, хуже всех, но именно из-за этого она держалась лучше, чем остальные, – конец нам предначертан Богами, успеешь их еще прогневить, но не стоит оскорблять их самоубивством. Ночью будет привал – помолись, успокой душу.
Нет. Не думаю, что близкие станут оплакивать меня. Я была седьмой дочерью Хельдога и единственной от Диляр, которая умерла в родах. У моего отца было много детей от многих жен, целых тринадцать и все дочери. От пятой жены Ульги наконец-таки родился единственный сын и наследник. Моему брату – Хелгуду – было только полгода, о нем все знали, его все берегли и, случись что, за него четвертуют, казнят или растерзают.
