– Геля, где моя рубашка бордовая?
Я закатила глаза, с трудом сглатывая саркастически ответ. Усилием воли ответила спокойно, почти ровно:
– В шкафу, Дим. Как обычно. Где ей еще быть?
– В каком шкафу?
Боже, как будто у нас десять шкафов и пять гардеробных.
– В твоем, конечно.
– Нету, Гель! – Муж нарисовался на кухне злой и хмурый. – Ты ее куда-то убрала?
– Да, конечно, мне больше делать нечего, как прятать твои вещи. Это же так весело, – не сдержалась я.
Дима прищурился.
– Гель, я опаздываю, если что. Давай отложим конкурс сарказма, и ты найдешь мне рубашку.
Я сжала губы. С них рвалось много чего хорошего сказать, но ради семейного благополучия я глотала и глотала, и глотала каждую колкость, которая обязательно превратится в обвинение.
Одну все же не смогла, бросила по пути в спальню:
– Как будто ты на работу опаздываешь. Или там у вас вертушка с фиксированным опозданием и последующим штрафом?
– Не начинай, – зарычал мне в спину муж, следуя по пятам. – Я же говорил, там собираются уважаемые люди, большие ставки. Мне нельзя опаздывать. Я не кролик из Алисы в стране чудес.
– Ох, да. Но складывается ощущение, что Усманов отрубит тебе голову, если задержишься.
– Он может, – усмехнулся Дима. – Но ты же понимаешь, что это важно. Меня приняли в узкий круг. Там только руководители направлений. Это тебе не покер с приятелями под пивко.
– Угу, элитный подвал, элитная выпивка, элитные девочки, – невольно продолжила я аналогии.
Вроде бы без задней мыли, просто картинка нарисовалась как в гангстерских фильмах, где в смоге и полумраке короли мафии играли в карты, тиская на коленях девочек модельной внешности.
– Геля, сколько можно? – моментально вскипел Дима. – Одни упреки от тебя! Я устал, ей-богу. Мы ведь договорились. Если у тебя нет сил двигаться дальше, давай просто разойдемся.
На глаза тут же навернулись слезы. Почему? Ну как так? Какие упреки? Я же ничего такого не сказала.
– Я пошутила, Дим, – прошамкала я еле слышно дрожащими губам и сиплым голосом.
Ком встал в горле. Чтобы отвлечься и не нервировать мужа сильнее, я стала перебирать вешалки в шкафу.
– Шуточки твои вечно на грани фола, – продолжал кипеть он. – Сколько мне можно умолять тебя? Я ошибся, да. Но я тебя люблю, Гель. Ты и сама понимаешь, но пилишь и пилишь меня. Мы так всю жизнь будем что ли? Нахрен надо!
