Читать Прототип Химера. Послание 1 - Иван Убис

Человек по своей природе – паразит. И что, если это так, инопланетные разумы изолировали нас от себя?

Человек способен на конфликт. Очень быстро и практически беспрепятственно размножается. Оставляет за собой пустоту и бесплодность почвы, по которой он ходит, которая его кормит.

Следует вывод: человек не оправдал себя на космической арене как существо разумное. Хотя, возможно, и разумное, но только как вирус – порабощает, уничтожает всё то, что сам построил и взрастил. Человеку чтобы выжить, нужно что–то уничтожить. Зачастую – самого себя…

Именно поэтому человека не приняли, а возможно и выгнали из большой, межгалактической семьи…

Кто–то хочет построить дом, а кто–то его разрушить. Мы – существа завистливые, или, иначе говоря – парадоксальны. У человека должно быть что–то, с чем он сможет выйти на Вселенскую арену. А вместо того, чтобы искать путь и ответы, мы сами загоняем себя в угол. Человек придумал время и цифры для руководства своей жизни. Но на самом деле – человек начал забывать, что он неизмерим…

Рассохин Д.В.

– Один, мы рядом. Сигнал доходит без всяких проблем.

– Спасибо, Афина. Сообщи остальным.

– Все на смотровой площадке, только тебя не хватает. Ты ведь знаешь, что мы ждали этого момента очень долго.

– Да, и всё ради двух минут… – тихо произнёс я, крепко сжимая в своей руке небольшой синтетический кристаллик.

– Тогда поторопись. – спокойно повторила Афина и покинула мою каюту.

– Сорок лет – почти за четыре года, ради пары минут… – философски сказал я вслух и подошёл к панели управления, находившейся около закрытого панельным щитом иллюминатора.

Разжав левую ладонь, в которой был кристаллик, я аккуратно взял его свободной рукой и вставил в специальный разъём.

– Лети… – чуть слышно произнёс я, нажав на кнопку «пуск».

Убедившись, что загрузка началась, я повернулся в сторону выхода и направился к моей семье, ожидавшей на смотровой площадке. А между тем, на мониторе автоматически воспроизвелось видео, которое я не так давно успел записать…

«Имени я своего не помню. Впрочем, я также не могу сказать, как выглядел раньше. Забрать нас с родной земли было меньшим, что с нами сделали. Мы лишились основных воспоминаний. Лишились Родины и жизни в целом.

Бывает порой, стоя перед гладкой отражающей панелью, какие–то фрагменты в памяти у меня всплывают. Но правдивы ли они – я сказать не могу. За эти четыре года для нас, и сорок для вас, многое произошло. Сказать теперь, где эта грань между реальными и встроенными воспоминаниями я также не могу.