Читать Маленькие свечи на батарейках - Сергей Камов

Студентку – медичку привезли в роддом рано утром.

Класть её было некуда, и по старой советской традиции место нашлось в коридоре как раз напротив висевших там часов.

Её осмотрели, и врач велел ей следить за схватками вот по этим самым часам и ушёл.

Схватки стали нарастать довольно скоро, но никто из персонала не обращал на сверх-терпеливую студентку внимания.

Наконец, проходя по коридору по своим делам, врач решил все же поинтересоваться, сколько схваток в минуту.

– Сколько? – заорал он и сдернул простыню. В родильное, немедленно! Там уже головка показалась!

Через несколько минут я все же выбрался на поверхность, но был радикально синего цвета – пуповина перевилась вокруг моей шеи два с половиной раза.

Я смутно помню эти события, но наверняка переживал, как это скажется на моих умственных способностях.

Говорят, что антропологи считали появление речи признаком возросшего ума обезьяны. Я начал говорить месяцев в шесть, и с тех пор рот не закрывался. Так, что это было косвенным подтверждением, что какой-то ум у меня все же был.

Мы жили тогда в одной комнате трехкомнатной коммуналки, где собственно и познакомились мои родители: Папа приехал из Ленинграда на каникулах в гости к нашей соседке, Позине Марковне, и встретил Маму.

Потом оказалось, что родились они в одном и том же питерском роддоме и даже метрики были выписаны одной рукой.

При моем появлении дома, у меня не было своей кровати, поэтому я спал на двух сдвинутых стульях, стоявших возле родительской тахты.

По ночам я не очень любил спать и очень хотел, чтобы к процессу моего бодрствования обязательно кто-то присоединялся.

Маме отдавалось самое большое предпочтение.

Днём я добирал недостаток ночного сна сам, а Мама ходила в институт, где процесс сна студентов не был предусмотрен.

Однажды в выходной Мама проснулась попозже и застала Папу за интересным занятием: вынув меня из конверта, он поочередно раздвигал и прижимал к моему тельцу руки и ноги.

Выяснилось, что ночью я решил попутешествовать и сначала скатился со стульев на тахту (об этом говорило приличное мокрое пятно на простыне), а затем уже свалился на пол, и Папа хотел понять, что я собственно себе повредил.