Читать Маркиза Алло - Мадринья ду Пекаду

Упрямый ветер трепал космы колючих темно-зеленых растений, которые ввиду отсутствия более мягких представителей царства флоры заменяли на мысе Судьбы травяной покров. Стебли колючек толщиной в палец расползались веером, пригибаясь к земле, и снова выпрямлялись, как только сын бога Эола ослаблял свой напор. По вытоптанным дорожкам, укрываясь от резких порывов, слонялись группы туристов, мечтавших запечатлеть на фотокамере или телефоне самую западную точку Европы и, соответственно, Евразии.

Мыс Кабо де Рока, как он звучал по-португальски, помимо своей географической уникальности, притягивал семидесятиметровым обрывом, чудесным видом на Атлантический океан и почти прозрачными зеленоватыми волнами, пытающимися запрыгнуть на утес и каждый раз отступающими, не преодолев и десятой части желанной высоты, оставляя на камнях в качестве следов неудачного штурма белые кудрявые парики.

На простой и строгой стеле, увенчанной неизменным атрибутом эпохи Великих географических открытий – земным шаром из полос с крестом, похожим на мальтийский, – были запечатлены строки великого португальского поэта Луиша Камоеша: «Здесь заканчивается суша и начинается океан».

Монотонный и почти писклявый голос гида одной из групп вещал о корабельном лесе, посаженном в местечке под названием Лейерия принцем Энрикешем по прозвищу Мореплаватель (который, кстати, сам никогда никуда не плавал, потому что воды боялся, но море очень любил и даже первую в стране школу морской навигации основал). Из этого леса были построены корабли, которые, получив дополнительную надстройку, стали называться не как раньше, посудинами, а каравеллами. Каравеллы позволили португальцам оторваться от вековых упражнений в прибрежной рыбалке и начать совершать длительные переходы по океану.

Зэ гордо, если не сказать эпично, стоял на самом краю обрыва со сложенными на груди руками. Со стороны он был похож на раскрашенный памятник задумчивого мыслителя или поэта, поставленный на географическом мысе, чтобы именно в этом месте он мог созерцать беспокойство океана и предаваться думам о бренности, вечности или творческих трудах, еще не оставленных потомкам.