Первый прикрывает глаза. Его изящные руки медленно поднимаются, рукава белой мантии эффектными складками опадают на плечи. Тонкие пальцы касаются солнечных лучей, захватывают потоки света и принимаются замысловато их переплетать – все для того, чтобы подарить существу, которое он задумал сотворить, совершенную гармонию формы и содержания. Существо неспешно, но неотвратимо рождается между ладонями творца, с каждым отточенным движением его рук обретая индивидуальность.
Лицо Первого, прекрасное и утонченное, озаряется особым сиянием и в этот миг по красоте сопоставимо с лицом самого Создателя. Его пальцы, быстрые и ловкие как мысль, складываются в сложные фигуры, свет струится сквозь них и каждый раз при смене жеста приобретает новые характеристики.
Вот он медленно разводит руки в стороны, и сотканное из солнечных лучей животное наливается жизнью, встряхивает чёрно-белым оперением и громко, будто похваляясь, щелкает массивным клювом. Мгновение – и большая птица расправляет крылья, роняя на облако четко очерченную тень, а потом взмывает в небесную высь.
– Я назову его, – Первый поглядел ей вслед и блаженно зажмурился, – орел.
Восьмой приложил ладони к щекам и замер в немом восхищении, провожая птицу взглядом. Третья ошеломленно охнула, Десятый в экстазе исторг из себя первообраз чистейшего благоговения, а Второй одобрительно хмыкнул.
Первый прищурился, высматривая в небе точку, в которую превратилось его создание, затем сложил губы трубочкой и издал мелодичную трель. Птица, услыхав посвист творца, ринулась из поднебесья вниз на облако, захлопала крыльями у самого лица Первого, взметая клубы тумана, и села ему на плечо. Большое черно-белое перо, кружась, упало к моим ногам.
Я подхватил его до того, как оно успело просочиться сквозь облачное марево, и поднял на просвет. Совершенная штуковина, что и говорить. Идеальная аэродинамическая единица. У основания – густой пух, который не даст птице замерзнуть в потоках холодного воздуха, а выше по стержню – переплетение невесомых белковых нитей, которые цепляются друг за друга крошечными крючочками и формируют упругое опахало.
Он даже крючочки на перьях выдумал. Уму непостижимо.
Что ж, теперь моя очередь создать что-то оригинальное.
Я тоже поднимаю руки и захватываю между ладоней пучок солнечного света – не так изящно, как Первый, плечи наверняка неуклюже поднялись и локти растопырены. Держать божественный баланс у меня плохо получается, кисти то чересчур напрягаются, то расслабляются больше необходимого, и это деформирует создание, которое я творю. Оно поднимает мордочку, хищно поводит вздернутым носом и топорщит взъерошенную шерсть. Я развожу руки в стороны – и оно неловко взмахивает голыми кожистыми перепонками.
