Читать Стихи о девушках и феях - Инна Фидянина

Торговала я планетой:

тебе зиму, ему лето.

Торговала я едой:

тебе кашу. Мне ж в пивной

пенку пенную от пива,

чтобы я была красива,

чтобы я была полна

снегом, ветром, и одна

засыпала, просыпалась,

говорила, улыбалась —

всё любименькой себе

да мерцающей звезде.

Проверяла я себя

на лето, зиму. А весна

улыбнулась: «Ну, встречай,

наливай мне, дочка, чай,

да продай уж всё на свете:

кошку, мужа, дом.» Но дети

посмотрели и сказали:

– Мама, как жила в печали,

так и дальше будешь жить

и не надо ворошить

на планете лето, зиму.

Зыбь – не сон, а пелерина,

ей накройся и сиди

да стихи свои пиши.

Торговала я планетой:

ему зиму, тебе лето.

Торговала я едой.

Рот закрой, иди домой.

Я сегодня рисовала

очень древнее чело,

я конечно не узнала

чьё оно? Нет, не моё.

Я сегодня рисовала

сердцу милое чело.

Говорят, что небо пало.

Мне и правда, всё равно.

Плохи эти ваши мысли

о разбитом серебре!

Мне, наверно, показалось,

что сидит оно во мне,

рассыпаясь на осколки,

мелкой проседью во лбу.

Я сегодня рисовала.

А кого? Нет, не пойму.

Серым просветом гуляет

непокорная быль-соль,

никому не позволяет,

стиснув зубы, крикнуть: боль!

Я сегодня прокричала:

ах, как больно, больно! Не,

тут же мне чело сказало:

«Я древнее, боль во мне.»

Рисовала, рисовала

очень древнее чело.

Нет, его я не узнала.

Ты мой муж? Мне всё равно.

Меня никто никогда не спросит:

«Какой во времени век?»

И я никогда не отвечу:

– Каков человек, такой век.

– И есть ли на сердце рана?

– Не бередит её

ни случайный прохожий,

ни смешное кино.

А когда на дворе очень жарко

(холодно, душно), умно

я разгребаю подарки —

улыбок веретено.

«Проходи, проходимка,

мы узнали тебя,

ты поэт-невидимка,

ты всегда голодна

этим городом пыльным,

лесом, полем!» Давно

смотрю взором остывшим —

мне уже всё равно

на мерцание улиц,

на мелькание лиц.

Нет, никто мне не скажет:

– Почему ты молчишь?

– Я молчу потому что

не узнала тебя,

кто ты: призрак могучий

иль закон бытия?

– Дочь, подари нам кусочек,

кусок своего бытия.

– Я бы хотела, но очень,

очень я занята:

я запираю дверцу

дома, сажусь писать

длинную, длинную повесть

о горе. Вам не отнять

это большое горе

у меня никогда, никогда,

потому что оно, как море,

большое – просто вода;

больше его только слёзы

всех на земле матерей

и девичьи, девичьи грёзы.

Нет этого горя добрей!