Читать Изгнанники. Повесть о Гражданской войне - Венедикт Каготов

Я познакомился с Каготовым лет десять назад на каком-то очаровательном и в целом бессмысленном симпозиуме по Серебряному веку, устроенном, кажется, новым московским правительством во Флоренции. Да, тогда ещё было не стыдно посещать подобные сборища. Два-три дня в компании достойных людей, несколько пойманных интересных мыслей и благодатное южное небо за окном извиняли нас за орлящийся логотип на пресс-волле, привезённом в багажном отделении самолёта из России.

Было нас человек 20-25 из Москвы, Петербурга, Прибалтики, и, наверное, откуда-то ещё. Почти все – давно знакомые и порядком наскучившие друг другу люди. Я рассказывал тогда про Макса Волошина что-то невероятно умное и глубокое, что уже не вспомню, а если и вспомню, то не признаюсь.

Каготов, как я после узнал, прилетел не с востока, а с запада. Из Испании. Он жил не в отеле со всеми, а где-то в городе. «Сумрачноватый молодой человек», как я прозвал его тогда про себя, был очень строен, не по-филфаковски плечист и выглядел не старше 27-28 лет. Его бледная, почти алебастровая кожа в сочетании с чуть вьющимися иссиня-чёрными кудрями и всегда чуть влажными сердоликовыми глазами при весьма порядочной фигуре притягивали к нему взгляды.

Он не выступал, но аккуратно к назначенному времени приходил в арендованный специально для нас зал палаццо XVI века на все заседания и за столом-подковой садился точно против меня. Я поэтому быстро узнал о его милой привычке капризно кривиться, слушая выступления. Это мне сразу понравилось.

В один из кофе-брейков я поинтересовался у покойной ныне литературной критички Л. из Риги о своём соседе. «Это Каготов, Венедикт или Бенедикт, он прилетел из Мадрида, но вообще из Владивостока. Пишет там что-то вроде бы интересное о влиянии наших на творчество Лорки» – ответила моя приятельница, произнеся слова «Мадрид», «наши» и «Лорка» с заметным неодобрением.

Вскоре наступил вечер прощального дня симпозиума, час фуршетов, дружеских или вражеских бесед. Каготов, впервые не пропустив совместного времяпрепровождения, заявился в каком-то чудаковатом подобии итальянской морской формы, перекинулся парой слов с известным переводчиком пьес Гальдони В. и сразу проследовал к столику с вином.

Спустя три четверти часа до меня, стоявшего и болтавшего неподалёку, стал доноситься его разговор с двумя немолодыми дамами, прилетевшими по квоте Литературного института. Голос его, резкий с перепадами и присвистами, был не лишён загадочной притягательности, и я начал подслушивать.