Маленький полустанок где-то между Захолупинском и Задрипенском – так я называю забытые Богом и цивилизацией посёлки нашей необъятной родины. Куда и откуда я ехала – не важно. К моему рассказу это не имеет никакого отношения.
Я пила чай и совершенно апатично смотрела в окно. В ближайших планах был сон – ночью никак не удалось уснуть из-за молодой компании в соседнем купе – слышимость была великолепная. Отчасти я им завидовала – ехали дружно, шумно, весело. В вагоне людей было мало, поэтому особо никто на них не жаловался. Пару раз женщина с ребёнком выразила недовольство, и ребята вроде притихли. Мне же было жаль прерывать их веселье. Ничего плохого они не делали. Я даже стала незримым участником их компании и смеялась от анекдотов и историй, рассказываемых неким Степаном. Да и цель их путешествия была близка – собирались выходить под утро. Так что я вполне могла выспаться и днём. Погода была хмурой, под стать местности, которую мы проезжали. Крупные капли дождя барабанили по окнам вагона. Пейзаж за окном – две скособоченные одноэтажки, служившие местным жителям железнодорожной кассой, да собственно сам зал ожидания. При всей убогости местности, поезда здесь все же останавливались. Все эти четыре дня, с тех пор как я села в поезд, в купе я ехала одна и потому невольно вздрогнула, когда дверь открылась, и первая за все эти дни попутчица вошла внутрь. Обычная женщина лет семидесяти. Седые волосы, уложенные в аккуратную прическу, простое льняное платье, сверху длинная безрукавка, на ногах закрытые плетёные босоножки да небольшая дорожная сумка.
Тихо поставила сумку на противоположную нижнюю полку, кивнула мне. Я вежливо ответила так же кивком, одним глотком допила чай, поставила стакан и легла, отвернувшись к стенке.
Человек с дороги. Возможно, захочет переодеться, разобрать вещи. Я решила не мешать. В сон провалилась быстро. Приснилась бабушка: сидела на скамеечке у дома, щурилась на солнце, прикрывая ладошкой глаза, словно козырьком. Подзывала рукой меня к себе и тут внезапно на удивление громким резким голосом выкрикнула мне: «Стоянка двадцать минут!»
!
Я резко села на постели, первое время не понимая, где нахожусь, при чем тут бабушка и стоянка. Затем сон сполз с меня, как тяжелое ватное одеяло и реальность вернулась. Надо выйти подышать на улицу. Двадцать минут – целая вечность для тех, кто четвёртые сутки трясётся в душном вагоне поезда, где-то очень далеко от родного дома.
