Пролог
Задай кто-нибудь вопрос: как же все вышло, и почему упорядоченная и стабильная жизнь покатилась в тартарары, он бы не нашел ответа. А спроси любопытствующий, есть ли какая-то точка отчета, когда все началось, мужчина, что нервно топтался рядом с запертой дверью казенного кабинета, дал бы утвердительный ответ. А потом, засомневавшись, уточнил…
…Нет-нет, все началось гораздо раньше. И если бы была возможность отмотать жизнь назад, я никогда бы не поступил подобным образом. Не пошел на встречу, не стал общаться с этими людьми и никогда никого бы не обидел.
Пока дверь оставалась закрытой, у него было время на отступление и обдумывание. Но если она откроется – всему конец. Спастись не удастся. Дверь – это логово людоеда, зайдешь, и тебя скушают с потрохами, покрошат косточки в пыль и употребят без остатка. Мир не содрогнется, никто не вспомнит, что он вообще жил, хотя внешне в двери не было ничего страшного. Обычная обшарпанная дверь в казенном коридоре казенного учреждения, с выкрашенными до половины в синий цвет стенами. На части покраски штукатурка давно облупилась, оставляя выщербленные, словно гнилые зубы, проплешины. На потолке – стандартные лампы дневного света, та, что посередине коридора мигает, отчего у посетителей нервически дергается глаз. А, может, это сделано специально, чтобы нагнать жути, и потому обычный коридор, кажется пропитанным отчаянием и безнадегой, сворачивающей кровь, даже если за вами не числилось никаких грешков.
Мужчина не был в себе настолько уверен, оттого, каждый раз, когда в коридоре раздавались шаги, нервно вздрагивал, чувствуя холодок ниже затылка и покалывание во вставших дыбом волосках на руках.
Когда все началось? Где оно: то самое «жили-были» в истории, что привела его к этой двери?
Жили-были пятеро друзей, которые в один прекрасный день перестали дружить, и случилось это не просто так, а потому что за светлыми чистыми лицами скрывалась мрачная тайна, что привела их, мрачных и насупленных, к долгим объяснениям и оправданиям, которым все поверили, не подумав, насколько убедительно могут врать люди их возраста, если им есть что скрывать. Тогда они, сурово глядя друг на друга и отчаянно труся в душе, принесли свою клятву, скованные, скорее, страхом разоблачения, иначе не было бы никакого потом. И никто из них бы не помнил, какой сырой и вязкой была земля, осыпающаяся под тонкими пальцами.
