Горы в небесно – голубом
Русская Швейцария – Жигулевские горы. Они дружно-невысокие, подножия, которых любовно окутаны в небесно-голубые, сгибающиеся и разгибающиеся, объятья рек: Волги и Самары, а вершины устремляются куда -то высоко-высоко… Эти горы щедры своим уютом для тех, кто поселился на их склонах: многочисленным деревьям, кустарникам и волшебным цветам, укатанных любовно самой Жизнью. Создавая внешнее впечатление доступности – горы приглашают посетить их: посидеть и отдохнуть от суеты дня в тени деревьев, или пройтись по неведомо, когда и кем, протоптанным дорожкам. Их призыв слышится в нежном шелесте листвы и звонком щебете птиц, переливе рек и дуновении ветра. Первое впечатление своей доступности – не является поистине таковым, поскольку покорить их вершины очень непросто. Однако своих победителей они увенчают естественными производными любви – свободой и жертвенностью – этими двумя неотделимыми половинками одного целого, из чего и состоит величие и смысл самой жизни.
Бабушка Вера
(основано на реальных событиях)
На добротно сколоченном, в послевоенные годы столе, лежал томик Солженицына, его Ника положила, когда спешила на учебу в университет. В период учебы она жила у бабушки Веры, которая была «далекая» знакомая близких ее подруги, и Ника мало что знала о ней. За окном звучно пел колокол, созывая всех в храм на молитву. Своим голосом он заглушил и шум улицы, и говор людей, и пение птиц – был только он. Внезапно в комнату вошла бабушка Вера и, увидев книгу, лежащую на столе, переменилась в лице. За окном верхушки деревьев метлами, дочиста, подметали мчавшиеся черные грозовые тучи облаков. Собирался хлынуть дождь.
– И как тебе книга? – спросила бабушка Вера.
– Любой человек будет сопереживать страданиям людей виновно или безвинно переживших лагеря ГУЛАГа, – ответила Ника.
– Ты знаешь, – сказала бабушка Вера, – что я сама служила в одном из лагерей ГУЛАГа и у нас такого, о чем пишет Солженицын – не было. Попробуй только тронь заключенного – тут же жалобу подаст и проверками замучают! У заключенных и продовольственный паек был лучше, чем у меня. Я когда об этом спросила у начальника, то тот ответил, что недостаток моего пайка компенсируется моей свободой. А какая свобода?! Я подчинялась тому же режиму, что и они! Я знаю много лагерей и тысячи людей, которые честно исполняли свои обязанности и были верны присяге Родине. Они верили в то, что делали. Да, были и такие лагеря, о которых писал Солженицын, но их были единицы. Потом подойдя к двери, бабушка внезапно обернулась и сказала:
