Деревенька оказалась слишком маленькой, не было ни рынка, ни общего склада, где Лина могла бы найти себе пропитание. Потому девушка снова скрылась в лесу под голодное урчание собственного живота. Накануне днем она чуть не отравилась побегами бамбука, хотя была уверена в его съедобности, ведь несколько раз она сама ела его в вареном виде, когда их маленький отряд останавливался на привал. После этого происшествия чужая и неизвестная растительность не вызывала у нее доверия, в этой стране все было не тем, чем кажется. Но есть-то хотелось. Очень. Лина подняла выше плетеную шляпу, под которой скрывала свою необычную для этих мест внешность, и глубоко вздохнула. Углубляться в лес, подальше от людей, у нее не было никакого желания, но идти по дороге было слишком опасно.
Ровные бамбуковые стволы, восхищавшие ее в начале путешествия, теперь вызывали лишь рябь в глазах и раздражение. Пробираться сквозь эти заросли было тяжело, а отсутствие подлеска, из-за постоянной тени, лишало возможности найти пищу. Зато огромным черным многоножкам в опавшей шуршащей листве очень нравилось, они то и дело выскакивали из-под ног Лины, вызывая у нее мурашки по всему телу. Тон Чжу говорил, что Страна Дракона, Извергающего Солнце, прекрасна, что весной она укутана в розовый шелк цветущей сакуры, что в лесах растут сливы, вишни и сладкие бананы, что на их террасовых полях покачиваются тяжелые зрелые колосья риса, а в бамбуковых рощах всегда играет успокаивающая музыка, словно ветер перебирает струны кото. Возможно, теперь юноша и находится в том месте, о котором он рассказывал, но Лина, похоже, пошла по другой дороге.
Девушка поежилась от тяжелого воспоминания, всплывшего перед ее глазами: как юного Тон Чжу насквозь проткнула катана самурая. Его взгляд, полный ужаса и удивления, был устремлен прямо на нее. Тогда настоящий животный страх заполнил ее душу, и она побежала, не разбирая дороги, прочь от всполохов всепожирающего огня и криков людей. Глаза защипало от навернувшихся слез, а перестук бамбуковых стеблей, колыхавшихся от ветра, нисколько ее не успокаивал. Ей было так жаль – и себя, вынужденную теперь ото всех прятаться, скитаясь по чужой для нее стране, и тех людей, что погибли в ту страшную ночь. Вот только слезами сыт не будешь и репу не польешь – так любила поговаривать мама, если кто-то из ее дочерей начинал плакать. Взяв себя в руки, Лина с упорством двинулась дальше.
